Полный финиш
Шрифт:
— Проводи девушку, скотина, — строго сказал Ковалев, перехватывая из рук Крылова пивную кружку. — На… вот, возьми лучше вот эту бутылку «Невского».
— Да, Костя… я…
— Иди проводи Женьку прямо до номера, придурок! — рявкнул Ковалев. — И чтобы назад вернулся без эксцессов. Понятно?
— Э… да какие эксцессы, Костя?
— А кто притащился сегодня в пять утра на четвереньках с мусорской дубинкой и уверял, что ее подарили на память сочинские мусора? А? Я потом повидал знакомого мента, так он мне сказал, что на тебя один протокол оформляли чуть ли не час, потому что
— Н-ничего такого не знаю, — брякнул Крылов и резко поднялся. Так резко, что стул отлетел назад и едва не сшиб с ног неповоротливого толстяка, который шатался у соседнего столика с угрозой упасть на него и раздавить своей монументальной тушей. — Ладно, я пошел. Идем, Женька.
Он взял меня под руку и повел к выходу.
— Погоди, — остановила его я с абсолютно зеленым лицом, — мне это… в туалет надо.
— Вон там… э-э-э, пойдем, доведу! — махнул рукой Крылов.
— О, даже лицо немного порозовело, — сказал Крылов, когда после посещения туалета мы вышли на улицу. — В-в-в… Ватсон удачно тебя посетил?
— Кто посетил? — подняла я голову.
— Ну Ватсон. Это из старенького анекдота… затертого, как юморишко Немякшина. В школе детей опрашивали, у кого кем папы работают. У Пети — инженер, у Маши — милиционер… «А у тебя, Вовочка?» — «А у меня папа работает Шерлоком Холмсом». — "?!» — «Просто он каждый день приходит домой и прямиком в туалет — и начинает звать Ватсона: „Ва-а-а-атсон! Ва-а-а-атсо-он!“»
— Понятно, — выговорила я, выслушав этот «рвотный» и в самом деле до пошлого старый анекдот. — Пойдем пройдем немного пешком… а?
— Пешком? Да ты че, Женька? Какое тебе пешком? Я хотел тачку ловить.
— Нет, — выговорила я, — мне нужно немного освежиться. Проветриться. Воронцов как увидит мое лицо, невесть что подумает…
— А, он уже разыгрывает из себя старого ревнивца? — ухмыльнулся Крылов и опрокинул себе в глотку едва ли не половину пива. При этом он несколько приослабил хватку на моей руке, и я, выскользнув из-под его плотной опеки, едва не спланировала на влажный после недавнего короткого теплого дождя асфальт.
— Э-э-э, Женька, ты че! — Недопитая бутылка выскользнула из непослушных пальцев Крылова и разбилась. Крылов грустно посмотрел на нее и пробормотал: — Я больше не хочу скрывать своих чувств и хочу прямо здесь и сейчас… угостить вас пивом «Невское»… м-м-м… прокладки на каждый день…
— В-вот парочка! — выговорила я, вцепившись в руку Крылова. — Ну что, Сусанин… вон моя гостиница… к морю. Веди.
И мы направились по указанному мной направлению. Хотя направились — это, вероятно, громко сказано: вектор нашего пути слагался из многих составляющих, как то: направление ветра, гоняющего нас из стороны в сторону, качество дорожного покрытия — мы едва не свалились в канаву, прорытую на самой середине дороги, и лишь чудом обогнули ее — и, наконец, наличие на пути торговых павильонов. В просторечии — ларьков.
К последним Тошу Крылова тянуло с силой просто-таки непостижимой. Он несколько раз порывался отпустить меня и рвануть к такой вот упомянутой выше торговой точке, но вовремя вспоминал о своей священной миссии — довести меня до дома — и обреченно вздыхал.
На пятнадцатом его вздохе я сказала — точнее, выдавила поразительно непослушными губами:
— Да чего ты мучаешься, Тоша? Это самое… купи бутылку водки.
Тоша нерешительно посмотрел на меня и сказал:
— Бутылку… водки? Ты уверена?
— А что такое, дорогой?
— И ты что, ее пить собралась?
— Возможно.
— Да ты ж до гостиницы не дойдешь!
Я сделала над собой усилие и произнесла:
— А мы прямо э-э-э… у меня в номере.
— А Воронцов? С его отелловскими ужимками… «Молилась ли ты на хер, Дездемона?»
Я топнула ногой и, хорошо изображая упрямый тон сильно перебравшей с алкоголем бабы, выговорила:
— Да что за мужики пошли, а? Им говорят: давай выпьем, а он: «Пить собралась?..» А Воронцова дома нет, и когда придет… — Я расплылась в глупейшей пьяной улыбке, и в глазах Крылова вспыхнули огоньки:
— Ну если так… ладно, пойдем купим.
Мы зашли в мини-маркет. Толстая усатая баба кавказской национальности, сильно смахивающая на старшую проводницу из нашего вагона Санкт-Петербург — Адлер, подняла на нас скучающий взор и, поджав губы, стала ожидать, чего же, собственно, угодно дорогим покупателям.
— Водка есть? — с ослепительной улыбкой спросил Крылов.
— Угу.
— А какая?
— У… — И продавщица небрежно махнула в сторону обильных винно-водочно-пивных рядов на полках: дескать, нэчего спрашиват, вибирай, да.
Подслеповатый Крылов прищурился, смотрел сначала левым глазом, потом правым и наконец сказал:
— Э… а «Исток» у вас есть?
— Угу.
— Дайте одну бутылочку. А сок есть?
— Угу.
— Ананасовый? — Крылов лукаво взглянул на меня краешком глаза.
— Угу.
— И его тоже. Вот, пожалуйста. Деньги.
— Угу.
И вот тут Крылов, на что уж казался добродушен, не стерпел. Его лицо побагровело, и он, зыркнув на толстуху, рявкнул:
— Вот уж на что я не люблю гопов, так их можно уважать хотя бы за то, что они у нас в России давно построили таких черножопых дур, бля! А тут, на югах, еще выеживается! Мартышка копченая! Угу, угу! Как… горилла в зоопарке, бля! Отвечать надо по уставу, жаба: есть, товарищ покупатель! И это есть! И это в продаже имеется! А вот и ваша замечательная сдача со ста рублей — все триста двадцать рублей ноль-ноль копеек!
Усатая буквально онемела, и Крылов, преспокойно забрав водку и сок и даже не потрудившись получить сдачу, развернулся и вышел из мини-маркета.
— К-купил? — с трудом выговорила я.
Крылов, на губах которого дотлевали последние ругательства, свирепо взглянул на меня и рявкнул:
— Угу!
Глава 7 Два примечательных разговора
Крылов повел меня темной и даже не освещаемой улицей с живописным видом на котлован строящегося дома. Тут же не замедлил пойти дождь, что в сочетании с общим уклоном так называемой дороги в сторону упомянутого котлована создавало угрозу свалиться и сломать себе шею.