Полный порядок, Дживз!
Шрифт:
С самого начала его выступления публика в зале покорилась своей судьбе и страдала молча. Лично я прислонился к мельнику поудобнее и перестал слушать. Бородач бубнил о доблестных учениках, закончивших прошлый семестр, а у людей несведущих от этих историй дух не захватывает. Я имею в виду, сами знаете, как это бывает. Вам, к примеру, говорят, что Дж. Б.Брустер выиграл приз, показав недюжинные знания в ветеринарной грамматике, и вы понимаете, что услышали забавный анекдот, но вам не смешно, так как вы Дж. Б.Брустера и в глаза не видели.
По правде говоря, мы с мельником, который выглядел таким измученным, словно всю прошлую ночь молол муку, начали потихоньку клевать носом,
— А сейчас, — вещал бородач, — я хочу представить вам нашего гостя, которого все мы счастливы видеть, мистера Фиц-Чтоттля:
В самом начале выступления бородача Гусик, по всей видимости, погрузился в летаргический сон и сидел с широко открытым ртом, ничего не замечая вокруг. Но через некоторое время он стал подавать признаки жизни. А в течение последних нескольких минут он терпеливо пытался положить ногу на ногу, но нога сваливалась, и он вновь её поднимал, а она опять сваливалась. После тирады бородача Гусик встрепенулся.
— Финк-Ноттля, — сказал он, открывая глаза.
— Фиц-Ноттля.
— Финк-Ноттля.
— Я хотел сказать, Финк-Ноттля.
— Если хотел, почему не сказал, старый осёл? — сурово осведомился Гусик. Ладно, можешь продолжать. И, закрыв глаза, он снова попытался положить ногу на ногу.
По всему было видно, что это маленькое недоразумение слегка выбило бородача из колеи. Он нахмурился и запустил руку в водоросли на своём подбородке. Однако нерешительность его быстро прошла. Должно быть, директора школ сделаны из особого теста. Он продолжал как ни в чём не бывало:
— Мы все счастливы приветствовать нашего гостя, мистера Финк-Ноттля, который любезно согласился принять участие в нашей церемонии и вручить призы достойнейшим. Эта почётная задача, как вы знаете, была возложена на всеми уважаемого и любимого нами члена нашего попечительского совета, преподобного Вильяма Пломера, и все мы, с уверенностью могу сказать, опечалены, что в последнюю минуту его болезнь помешала ему присутствовать здесь сегодня. Но если мне позволено будет употребить одну метафору, — если вы позволите мне употребить метафору, которая всем вам хорошо известна, — никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.
Он умолк, выжидательно глядя в зал, и широко улыбнулся, пытаясь довести до сведения аудитории, что это шутка. Я бы сразу мог сказать ему, что номер у него не пройдёт. В зале стояла гробовая тишина, и только мельник наклонился ко мне и тихонько прошипел: «Чавой-он сказал?»
Когда рассчитываешь на весёлый смех или хотя бы вежливую улыбку и неожиданно видишь, что тебя либо не поняли, либо сочли твою шутку плоской, это хоть кого смутит, дальше некуда. Бородач явно стушевался. Но я думаю, он и на этот раз выкрутился бы с честью, если бы, на его несчастье, Гусик вновь не ожил.
— Другими словами, — продолжал бородач, — сегодня у нас в гостях мистер Финк-Ноттль. Уверен, мистер Финк-Ноттль не нуждается в представлении. Осмелюсь предположить, это имя всем хорошо известно.
— Кроме тебя, — сказал Гусик.
И в следующую секунду я понял, что Дживз имел в виду, когда говорил, что Гусик смеялся от души. «От душн» было тем самым mot juste. Его смех напоминал ржание взбесившейся кобылы.
— Тебе оно чертовски плохо известно, что? — осведомился Гусик, а так как слово «что», вероятно, напомнило ему «Чтоттль», он повторил последнее шестнадцать ряд кряду.
— Чтоттль, Чтоттль, Чтоттль, — заключил он своё выступление. — Ну ладно. Продолжай.
Но бородач выдохся. Гусик его всё-таки доконал. Он стоял, образно говоря, на перепутье, и я, хотите верьте, хотите нет, читал его мысли, словно они были моими собственными. Ему жутко хотелось сесть на своё место и больше не высовываться, а сделать он этого никак не мог. Сначала ему надо было либо уступить своё место Гусику, либо считать официальную часть законченной и сразу перейти к вручению призов.
Конечно, мгновенно принимать решения в таких условиях, — это вам не поле перейти. По-моему, позавчера я прочёл в газете об одних деятелях, которые пытались расщепить атом, хотя были в этих вопросах дубы дубами и понятия не имели, как повернётся дело, если они его всё-таки расщепят. Может, обойдётся. А может, нет. И я представляю себе, как глупо выглядел бы тип, расщепивший этот атом, если дом вдруг взлетел бы на воздух, а его самого разорвало бы на мелкие кусочки.
Так вот, бородач очутился примерно в такой же ситуации. Не стану утверждать, что он разобрался в причинах, повлёкших за собой нравственное падение Гусика, но к этому времени он просто не мог не понять, что дело было нечисто. Испытания показали, что Гусик имел своё мнение по поводу того, как следует себя вести на школьном празднике. Его краткие реплики убедительно доказали всем и каждому, что перед ними на сцене сидит человек, который, если только ему дадут возможность произнести речь, войдёт в анналы истории классической средней школы Маркет-Снодсбери. Заткнугь же ему рот и сделать вид, что так полагается, тоже не годилось. Церемония была бы безнадёжно скомкана и закончилась бы на полчаса раньше положенного срока.
Проблема, как я говорил, была не из лёгких, и, если бы бородачу не помешали, я даже не знаю, какое решение он принял бы. Лично мне кажется, он постарался бы себя обезопасить. Однако он колебался слишком долго и в результате потерял бразды правления, потому что в этот момент Гусик потянулся, сладко зевнул, включил на своём лице солнечную улыбку и, соскочив с кресла, засеменил к краю сцены.
— Рещчь, — приветливо произнёс он и засунул большие пальцы в прорези жилета под мышками, выпрямляясь во весь рост и поджидая, когда утихнут бурные аплодисменты.
Ждать ему пришлось долго, потому что, как вы сами понимаете, ему удалось завоевать популярность и симпатии присутствующих. Я думаю, ученикам Маркет-Снодсберийской классической средней школы не каждый день удавалось встретить честного человека, который не боялся назвать их директора старым ослом, и поэтому они высказали своё восхищение самым убедительным образом. Гусик мог быть в стельку пьян, но это не имело ровным счётом никакого значения. Он был их кумиром.
— Мальчики, — изрёк Гусик. — Я имею в виду, леди, и джентльмены, и мальчики, я не стану произносить долгих речей в этот торжественный день, но хочу сказать вам несколько напутственных слов. Леди, мальчики и джентльмены, нам всем интересно было послушать нашего друга, который с утра забыл побриться, не знаю его имени, но он моего тоже не знал, я имею в виду, Фиц-Чтоттль, ерунда какая-то, чушь на постном масле, так что мы квиты, и всем нам бесконечно жаль, что преподобный как-там-его помирает от аденоидов, но, в конце концов, все мы смертны, сегодня здесь, завтра там, от судьбы не убежишь, и всё такое. Итак, я хочу вам сказать, и говорю это с уверенностью, ничуть не таясь и зная, что никто меня не опровергнет, короче, я счастлив присутствовать здесь в этот торжественный день и горд, что вместо призов мне поручили вручить вам эти замечательные книги, которые лежат перед вами на этом столе. Как говорил Шекспир, смотришь в книгу, а видишь фигу, а может, наоборот, но именно это я и хотел вам сказать.