Поломанный Мир
Шрифт:
И всё же, с отцом Энрико они не закончили.
Герцог убрал руки со стола и уселся в своём драгоценном кресле вальяжнее некуда. Одарил ревнителя веры неприятной, жеманной улыбкой. Его поза сквозила осознанием собственной власти и безнаказанности.
Момент затянулся. И на то имелись причины…
Глава 8
Длительная пауза изрядно давила на разум Верховного Персекутора.
Он сопел и без конца шастал взглядом, пытаясь в телодвижениях Освальдо Барбина отыскать
Потомок Усмирителя Сарацин был на три головы ниже Верховного Персекутора – ещё и потому, что старость неуклонно сплющивала его ближе к бренной земле.
А вообще, потомки Синебрада просто-напросто деградировали. Всему виной политика и браки с влиятельными династиями Равновесного Мира: многие из них кривые и косые, прошедшие через хотя бы одно кровосмесительное поколение.
Барбины уже не были теми плечистыми богатырями, которыми покоряли Юг Илантии. Теперь они невзрачные, низкорослые и слабосильные физически сморчки. Если бы не титул, среди простых людей их род бы очень быстро прервался. Они бы попросту не смогли реализовать злобу, присущую их горячей крови. Пусть и разбавленной, но горячей!
Тем не менее, на фоне своих родственников и предков Освальдо стоял особняком.
Белая ворона.
Молва рисовала правителя Ларданов как праведного гармониста, каких на свете раз-два – и обчёлся.
Человеколюбца, который делал всё, чтобы территория, вверенная ему Противоположностями, не знала горечи нищеты. По крайней мере, повальной.
Даже можно сказать, этот Герцог слыл морализатором, насаждавшим правильные устои везде и всюду. Словом, образ имел для него немаловажное значение.
Как и Синебрад в стародавние времена, он держал иноверцев из Аль-Логеда в ежовых рукавицах. Единственное отличие: позволял им жить бок о бок с истинными почитателями Света и Тьмы, приносить пользу вопреки расхождениям в вере.
Недаром говорили, он – благороднейший среди благородных. Кроме того, в достаточной мере находчивый и сообразительный. Тонкие черты лица и широкий лоб как бы поддакивали этому портрету, что был дан феодалу его свитой.
Один лишь взгляд, безнадёжно тяжёлый взгляд, словно нерушимый кулак внеземного правосудия, выдавал его деспотичную натуру, характерную для власть имущих.
Сколько бы Освальдо Барбин ни пытался приблизиться к простому люду или хотя бы притвориться, он оставался вне круга сирых и убогих по праву своей знатной крови.
Герцог относился к вверенному народу также, как мальчишка с лупой – к муравьям на солнцепёке. Ибо знал: его воля вершит судьбы тысяч душ. Так оно и вышло в итоге.
И теперь, поскольку стена между Церковью и Престолом, поддерживаемая архиепископом, рухнула, как карточный домик, последние инквизиторы также попали в мглистые лапы его господства, данного Противоположностями.
Причём – совершенно бесповоротно.
Как продукт Церкви Равновесия, Верховный Персекутор ни в какую не мог что полюбить, что понять
Все они, начиная от самого императора Священной империи Луров и заканчивая благородными корольками вроде Барбина, были далеки от того романтичного образа, что предписывала Дюжина Столпов.
Тем не менее, эту роль сыграть кто-то праведнее просто не мог: ангелы во плоти не занимают престолы надолго, вытесняемые худшими из худших.
Малатеста считал, можно сколько угодно хаять феодала и ему подобных, сути вещей это не изменит. Пока твоя жизнь не попадает в поле интересов поистине «больших людей», о них можно и не вспоминать.
Но вот отец Энрико опять почувствовал себя никчёмной пешкой на шахматной доске. В ночь грязных слёз он хотя бы знал, за что сражался…
Величину личности определяет борьба за что-то, не за кого-то.
Те остаются в тени, как правило. Чем бы дитя ни тешилось…
В кои-то веки герцог Ларданский удосужился нарушить установившуюся тишину. Будто и не подписывал смертный приговор отряду Коллеоне.
Как если бы не поругал честь мечей Света и Тьмы, Освальдо Барбин в совершенно миролюбивой и сострадательной манере заявил:
– Что ж, позвольте мне выразить искреннюю благодарность, отец Энрико. Будьте уверены, сведения, которые Вы любезно предоставили нам, помогут разрешить случившийся кризис. К счастью, Свет и Тьма не оставили наш Город, раз уж лучшие, достойнейшие воины его таки добрались до нас в добром здравии…
Не понимая, к чему клонит старый Герцог, мутант лишь хлопал растерянно глазами. В мыслях он считал мгновения, отведённые ему на этом свете.
Впрочем, радоваться альбиносу было рано.
– За вашу победу над магами-язычниками я бы хотел поблагодарить Вас отдельно. Это значительный вклад в грядущую реставрацию Саргуз…
«Как если бы все эти смерти значения не имели!»
Освальдо Барбин сложил пальцы рук домиком. Да так, что кремовые перчатки его из лайковой кожи отозвались протяжным скрипом.
Он испытующе поглядел на отца Энрико:
– Однако это вовсе не значит, что впредь Герцогство не нуждается в Священной Инквизиции. Наоборот, каждый воин Света и Тьмы на счету…
Неужели? Армандо Коллеоне и прочих это не касалось? Только мутантов и тех простых смертных, что шли в довесок?
«Да. Слышали бы это павшие…»
И всё же, стоило признать: риторика герцога скорее успокаивала, нежели вызывала волнение. Шанс поправить, что еще можно, у Священной Инквизиции не отбирали – уже хорошо. Уже есть надежда добраться до Альдреда Флэя. Где бы он ни был…
Все страхи Малатесты разом испарились, будто неупокоенная душа в свете восходящего солнца. Однако в то же самое время его разума коснулось противоречие: разница между ним и Армандо Коллеоне была понапрасну упущена из виду. Самым деликатным образом.