Половецкий след
Шрифт:
Что же касается общественного мнения, то еще английский мыслитель Джон Локк считал его проявлением нравственности. Если религиозные заповеди есть мера греха и исполнения долга, а гражданские законы – мера преступления и неприступности, то законы общественного мнения – мера добродетели или порока. В свою очередь, мерилом этих последних являются одобрение или нерасположение, восхваление или порицание, которые, по скрытому и молчаливому согласию, устанавливаются в различных человеческих социумах.
Наказание
Вот здесь просто погрозить пальцем было не комильфо – не поняли бы. Что остается? Дать плетей? В принципе, можно… А еще лучше – понизить в должности! Кто у нас Неждан Лыко? Завхоз, если по понятиям двадцать первого века! Должности своей вполне соответствует и даже ею гордится. И все это видят и знают. Значит…»
– Велимудр! Погодь-ка…
Подозвав к себе рыжего Вельку – походного десятника, коему непосредственно подчинялись Неждан и покойный Карась, – сотник придержал коня, так, чтоб чуть поотстать от ватаги, подальше от лишних ушей.
– А скажи-ка, Веля, вот Неждан Лыко – он каков?
– Силен, упрям, послушен, – без раздумий отозвался рыжий.
Потрепав коня по гриве, сотник хмыкнул в усы:
– А если копнуть поглубже? Скажем, философически…
– Ка-ак?
– Ну… как Козьма Индикоплов… ты ведь его читал.
– Тот, что про прямоугольность Земли написал? Несторианин? – припомнив, Велька сдвинул на затылок шапку и признался: – Не, господин сотник, не читал. Мне про него Ермилко рассказывал. Так, говорите, копнуть?
– А и копнуть, – одобрительно покивал Михайла. – Вполне подходящее слово.
– Ну, если копнуть… – рыжий задумался, посматривая на близкий берег, поросший заснеженным лесом и – ближе к реке – вербою, черноталом, ивой… – Я б сказал – жадноват. Да что там жадноват – скупердяй, каких еще поискать! Зимой снега не выпросишь. Потому и за хозяйство отвечать поставлен – ничего не упустит, ничего просто так не даст.
– Значит, должность свою Неждан любит? – уточнил сотник.
Велька пожал плечами:
– Еще как. Гордится даже. Кичится, я бы сказал.
– И все об этом знают?
– Ага.
– И, ежели Неждана с должности убрать, то это будет для него тяжким наказанием, так? – Миша искоса глянул на собеседника.
– Так, – отрывисто кивнул тот.
– И все будут знать, что для Неждана – это самое суровое наказание! Куда хуже, чем плети.
– В точку, господин сотник! – засмеялся Велимудр. – Кого вот только на его место поставить?
– А вот об этом я тебя и спрошу!
Рыжий задумался, почесывая подбородок…
– Пожалуй, Трофима, покойного Нехлюда Рыбкина сына. Да, Трофим подойдет. Он вообще – обстоятельный. Правда, любит рубить с плеча. Но всегда за правду.
То, что Трофим Нехлюдов «любит рубить с плеча», Михайла увидел сразу же, когда объявил приказ об отстранении и назначении, – уже за обедом.
Никакого официального обсуждения сотник, как и решил, не устраивал, но все, конечно, стали обсуждать – промеж собою, вполголоса… А как же! Такая-то новость!
Отойдя в сторонку – поболтать с Добровоей, сотник присмотрелся, прислушался…
– Вот правильно! Теперь уж Неждан – как все. Эвон, с лица спал…
– Я б его вообще казнил, – позабыв про ложку, выпалил Трофим – коренастый, с крупным некрасивым лицом, с черными – мелким бесом – кудрями. – Да-да, казнил бы. И девку эту… Чтоб неповадно!
– Уймись, Трофиме! Тебе волю дай, так ты б всех казнил.
– Потому что я – за правду! А правда в том, что из-за них одного бойца мы уже потеряли! Как можно было нарушить приказ?
Таких прытких молодых людей Миша про себя называл «комсомольцами» и не очень-то доверял подобным говорунам. Да. Трофим Нехлюдов сейчас говорил правду. Но как-то слишком уж истово, напоказ.
Или господин сотник просто-напросто придирался? Бог весть, может, и так…
Что-то черное, быстрое вдруг со свистом пронеслось в воздухе, описав кривую дугу впилось снег…
– Стрела, господин сотник! – глянув, тут же доложил Глузд.
Сотник поднял коня на дыбы.
– Отряд! К бою!
Тут уж каждый знал свое дело и свое место в строю. Арбалетчики тут же спешились, заряжая самострелы, конные ратники сменили шапки на шлемы, приготовили копья, грозно поглядывая поверх больших миндалевидных щитов.
Еще прилетела парочка стрел – в щиты и впились!
– Левая рука – Велька, правая рука – за мной. Ермил – на месте. Вперед, к ивняку. Взять вражин в клещи!
Тревожно заржали кони. Взметнулись из-под копыт комки снега. Шестеро конников повернули налево, а пятеро – плюс сам сотник – направо… Понеслись – ветер в лицо!
Прямо душа запела:
Мы красные кавалеристы, и про нас…На пологом и солнечном склоне снег уже почти стаял, правда, копыта лошадей скользили по льду…
Снова полетели стрелы. Да, враги били из ивняка. И, судя по количеству стрел, их было не так уж и много… Правда, заросли задержали коней, и сотник приказал спешиться. Главное уже было сделано – вражеской дислокации воины достигли без потерь… Теперь оставалось врага обнаружить, и уж тогда…