Польша против Российской империи: История противостояния

Малишевский Н. Н.

Но убеждения мои совсем не помогли, ибо люд этот совершенно не был мне знаком. Это были одни лишь сторожа, маляры, плотники, рабочие, дворовые и бездельники, коих я совсем не знал. Эти люди не желали совсем слушать моих убеждений и даже хотели повесить меня на первой виселице. Они уже притащили меня под виселицу, но, к великому счастью, со мною было несколько знакомых, кои защитили меня от этих разбойников, желавших вешать каждого, кто убеждал. Волнение продолжалось целую ночь. Последняя была употреблена разбойниками на постановку одних виселиц. Повторяю: то были люди, которые хотели из этого бунта извлечь барыш при помощи грабежа или кражи. Случалось и так, что они будто разыскивали виновных по дворцам, а на самом деле грабили. Когда Бог дал день, немедленно собрался Совет, чтобы принять меры против бунта. Послано было распоряжение в участки, чтобы участковые начальники пошли со своим войском и приказали подрубить виселицы. Разбойники, увидев, что подрубают виселицы, бросились на начальников и, изрубив нескольких из них, рассеяли солдат. Затем восстановили виселицы и одни из них пошли в Совет просить подвергнуть суду известных лиц, другие же, не дожидаясь суда, сами отправились к этим лицам и повесили их при помощи палача. Когда дано было

знать об этом в Совет, мы, Совет, с возможною поспешностью поехали к ним уговорить — не делать такого убийства, но сами едва избежали опасности, так как они хотели вешать каждого, кто их убеждал. Они даже повесили подпрокурора (instygatora), посланного Советом их уговорить. В это время не было видно ни одного домовладельца, ибо каждый боялся выходить на улицу, чтобы не быть повешенному. В тот день повесили 8 человек, быть может, повесили бы и больше, если бы не помешал дождь. Бог послал сильный дождь, благодаря которому бунтовщики должны были спрятаться. Я с президентом едва спасли коронного маршалка: его уже тащили к виселице. Это знает и Закржевский, который был президентом и очевидцем всего этого бунта, возникшего благодаря Конопке, но никак не мне, ибо я совсем в это дело не вмешивался. По усмирении бунта, Совет приказал арестовать свыше 500 человек, и каждый из них был допрошен отдельно: кто устроил этот бунт и кто их подговорил, а против меня не было ни одного показания. На следующий день я подал в Совет проект, чтобы Совет сделал распоряжение участковым начальникам (Lo wojt'ow cyrkulowych), чтобы они, каждый в своем участке, выслали надзирателей (dyzorc'ow) для переписи населения, находящегося в Варшаве, причем, чтобы отдельно были переписаны домовладельцы, отдельно жильцы, особо ремесленники и особо бездельники, кои не имели занятий. Последних я предлагал переловить и сдать в солдаты, так как иначе мы никогда не могли бы быть покойными в Варшаве. Совет принял мой проект с удовольствием и тотчас послал меня к Костюшко за военною помощью, ибо войска в то время в Варшаве не было, а Костюшко с войском находился в 9 милях от Варшавы. Когда я прибыл к Костюшко и отдал ему пакет, он немедленно отправил в Варшаву 4000 войска, а мне пожаловал патент на звание полковника. Возвратясь в Варшаву, в ту же ночь мы выбрали 6000 бездельников, которых я немедленно отослал в лагерь Костюшко. То же мы повторили во вторую и в третью ночь и таким образом значительно увеличили войско и восстановили спокойствие в Варшаве. На третий день Костюшко прислал мне приказание начать вербовку полка. С этого времени я уже не вмешивался ни в какие гражданские дела, но лишь только занимался военными. В несколько дней я завербовал 700 человек. Снова получил приказ прийти с ними в лагерь и там их учить. Через 5 месяцев я остановился под Гроховым и там держал патрули при батареях, состоявших из 8 орудий: 4 двенадцатифунтовых и 4 шестифунтовых. Имел я и офицеров, данных Костюшко: подполковника графа Конарского, двух майоров Сосновского и Марковского, четырех капитанов, четырех поручиков, четырех подпоручиков, четырех хорунжих, одного адъютанта и семьсот шестнадцать рядовых. Затем, Совет выбрал уголовных судей и велел судить бунтовщиков и тех, кои вешали без судебного приговора. Таких обнаружено дознанием 18 человек, но суд приказал повесить из них 17, а остального — посадить на пороховые. В этом числе был Коноп-ка и много ему подобных. Уже по одному этому можно убедиться, что если бы я сколько-нибудь был причастен к этому делу, то защитился ли бы от такого наказания? О, наверное, нет! Ибо там виновных отбирали из войск и судили, как преступников, причем некоторых казнили. Следует принять во внимание и то, что там судили и наказывали даже князей, если они оказывались виновными; мог ли бы я спастись от наказания? Там каждый строго присматривал друг за другом — не заподозреватся ли кто в каком проступке, за который подлежал бы смертной казни, и если бы такого не наказал суд, то наказала бы сама чернь. В доказательство своих слов приведу такой случай. Один из членов Совета, без ведома последнего, отправился к арестованным особам. Совет сейчас же исключил его из своей среды и даже приказал арестовать, а чернь за такой малый проступок сама его повесила. Таким образом, не только я, но и каждый должен был остерегаться; там никому не спускали, но наказывали смертью. И так, государыня императрица может быть уверена, что если бы я чинил какие-либо разбои, то, конечно, не остался бы без наказания, да притом еще самого позорного, какое только было в Польше. А если бы еще недостаточно было моей справедливой исповеди, — если бы встретилось какое-либо сомнение, — сошлюсь на всех тех, которые находятся здесь, в плену, пусть они подтвердят мое показание. Если же и им не будет дано веры, то все варшавские жители знают то же самое, что я никогда ничьей не желал смерти. Хотя я пользовался у народа большим доверием, однако никогда никого не подговаривал на злое дело, которое могло бы вредить ему или мне, ибо должен был бы и за них, и за себя отвечать по всей строгости, и даже, если бы мне удалось оправдаться пред светом, то я должен был бы со всею строгостью отвечать пред Богом. Я никогда не имел столь подлой души, чтобы хотеть чужой погибели. Если я привлек к себе сердца граждан, то привлек благодаря самым справедливым для них советам в делах и услугам в нужде. И вот, вся публика, после многих моих услуг, доверила мне свои сердца, а я за такое к себе отношение еще более старался ее возблагодарить.

Вопрос: отвечай! если имел чины и должности, то где их приобрел? Я был радным в магистрате, а потом, когда началось в Варшаве восстание, первый из магистратских стал во главе граждан на защиту своей отчизны с мужественным сердцем и оказался также отважным в бою, как и тот, кто изучал военную тактику и столько проявил (храбрости) с гражданами, сколько может проявить самый опытный солдат. Это видели и военные, и граждане. Вот поэтому-то и допустили меня к тем чинам и должностям, которые я имел.

Тут я окончу свое показание о делах, совершенных мною в Варшаве, а таких дел совершено при моем посредстве много и все по данным мне Советом приказаниям, кои я обязан был исполнять. О первоначальных замыслах касательно сей революции я ничего не знал, ибо к числу заговорщиков не принадлежал, поэтому, будучи допрошен в Варшаве у ген. Буксгевдена — не знаю ли чего о деньгах, которые могли быть скрыты, или о документах Игельстрома (о судьбе денег, похищенных

у Игельстрома при взятии штурмом дома, в коем он жил, пишет Шлоссер: «К чести поляков нужно заметить, что когда польское правительство потребовало, чтобы были возвращены суммы, расхищенные из дворца Игельстрома, они тотчас были выданы до копейки» (XVII, 238)), ответил, что не знаю, потому что гражданскими делами не ведал.

При взятии Варшавы русскими я не был, так как за несколько дней до сего получил приказание выехать в Познань. Там я был арестован пруссаками и, пробыв у них в плену месяц, по требованию Суворова, был отослан под прусским конвоем в Варшаву. Здесь меня арестовали и допрашивали обо всем. После трех дней ареста я был освобожден, а через три дня снова взят и отправлен в Петербург. На этом я заканчиваю небольшой отчет о всей своей деятельности и больше ничего не знаю, в удостоверение чего собственноручно подписуюсь Ян Килинский, р(адный) г(орода) В(аршавы), полковник 20 полка.

Записки башмачника Яна Килинского о варшавских событиях 1794 г. и о своей неволе // Русская старина, № 2-3.1895.

ОКТЯБРЬ 1794 г.

ИЗ ПИСЬМА ЛИТОВСКОГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА ГРАФУ А. К. РАЗУМОВСКОМУ О ПОДАВЛЕНИИ ПОЛЬСКОГО ВОССТАНИЯ ПОД РУКОВОДСТВОМ Т. КОСТЮШКО

…Сообщаемые мною известия могут дойти до вас очень поздно, но, тем не менее, я могу сообщить вам, что Гродно, Ковно и Ромно, так же как и вся Литва до Немана и вся Самогития, усмирены и заняты нашими войсками.

Гр. Суворов уничтожил большой отряд польского войска около Бреста, а генерал Денисов перешел на правый берег Вислы, где разбил наголову самого Костюшку и взял его в плен. Любопытно знать теперь, что станется с Варшавой и со всеми ее злодеями. Говоря откровенно, мне кажется, что русские войска достаточно работают.

Войска, находящиеся под моим предводительством, от начала кампании участвовали более чем в 20 сражениях, не проиграв ни одного. Я говорю только об одной Литве. Теперь ваше дело, господа, обсудить в ваших кабинетах, как поступить с завоеванным, я же желаю от всей души возвратиться к своему домашнему очагу, потому что уже начинаются морозы…

Дело, в котором Костюшко взят в плен, было 29 сентября при Стенжище.

Белоруссия в эпоху феодализма. Т. 3. С 72.

23 ДЕКАБРЯ 1794 г.

ИЗ ДЕКЛАРАЦИИ ПРАВИТЕЛЬСТВ РОССИИ И АВСТРИИ О ПОДГОТОВКЕ ТРЕТЬЕГО РАЗДЕЛА РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ

Усилия, которые е. и. в. вынуждена была употребить к обузданию и прекращению мятежа и восстания, обнаружившихся в Польше, со стремлениями самыми пагубными и опасными для спокойствия соседственных Польше держав увенчались совершенно полным и счастливым успехом, и Польша была совершенно покорена и занята войсками императрицы, и поэтому е. и. в., предусматривая подобный исход уповании на справедливость своих требований и в расчете на силу тех средств, которые ею приготовлены были для одержания победы, поспешила предварительно войти в соглашение со своими двумя союзниками, а именно е. в. императором римским и е. в. королем прусским, относительно принятия самых действительных мер для предупреждения смут, подобных тем, которые их по справедливости встревожили и которых зародыши, постоянно развивающиеся в умах, пропитанных до глубины самыми нечестивыми принципами, не замедлят рано или поздно возобновиться, если там не будет устроено твердое и сильное правление. Эти два монарха, убежденные опытом прошедшего времени в решительной неспособности Польской республики устроить у себя подобное правление или же жить мирно под покровительством законов, находясь в состоянии какой-либо независимости, признали за благо в видах сохранения мира и счастия своих подданных, что предпринять и выполнить совершенный раздел этой республики между тремя соседними державами представляется крайней необходимостью. Узнав об этом образе мыслей и находя его совершенно согласным со своими соображениями, е. в. императрица всероссийская решилась условиться сперва с каждым из двух вышеупомянутых высоких союзников отдельно, а потом с обоими вместе о точном определении соответственных частей, которые им достанутся по их общему соглашению.

Вследствие сего е. в. император назначил нижеподписавшегося, снабженного им самыми широкими полномочиями, войти в соглашение по настоящему вопросу с их превосходительствами уполномоченными е. в. императрицы всероссийской д. т. сов. и вице-канцлером гр. Остерманом, д. т. сов. обер-гофмейстером двора гр. Безбородко ит. сов. членом коллегии иностранных дел Марковым, равным образом снабженными необходимыми полномочиями, каковые уполномоченные по зрелом обсуждении предложений, сделанных с той и другой стороны, и находя их вполне согласными с намерениями их августейших государей, согласились на следующие пункты.

Что впредь границы Российской империи, начинаясь от их настоящего пункта, будут простираться вдоль границы между Волынией и Галицией до р. Буга; отсюда граница направится, следуя по течению этой реки, до Брест-Литовска и до пограничной черты воеводства этого имени в Подляхии, затем она направится по возможности до прямой линии границами воеводств Брестского и Новогрудского до р. Немана напротив Гродно, откуда она пойдет вниз по этой реке до места, где она вступает в прусские владения, а потом, проходя по прежней прусской границе с этой стороны до Полангена, она направляется без перерыва до берегов Балтийского моря на нынешней границе России близ Риги, так что все земли, владения, провинции, города, местечки и деревни, заключающиеся в вышеозначенной черте, будут присоединены навсегда к Российской империи, и спокойное и неоспоримое владение будет за нею гарантировано достоверным и торжественным образом е. в. императором римским.

По исполнении всех этих формальностей каждый из дворов приступит к принятию во владение способом, признанным наиболее удобным, всех земель и мест, которые ему достанутся по настоящему разделу

В уверение чего мы подписали настоящий акт, приложили к нему печать нашего герба и вручили его уполномоченным е. в. императрицы всероссийской д. т. сов. и вице-канцлеру гр. Остерману, д. т. сов. гофмейстеру двора гр. Безбородко и т. сов. члену коллегии иностранных дел Маркову в обмен подобного акта такого же содержания, который нам был передан с их стороны.