Польская линия
Шрифт:
С одной стороны, мой друг прав, а с другой, как я понял, в центральном аппарате ВЧК наличествует определенный бардак. Хотя, возможно, я и ошибаюсь.
– Владимир Иванович, а вы не сводите девушку на речку? – поинтересовалась вдруг Татьяна.
Вот те раз. Я же только что подумал о реке. Но идти на Днепр мне отчего-то не хотелось.
– А зачем на речку-то сразу? – попытался увильнуть я. – Потерпи немножко, я в город кого-нибудь пошлю, баню отыщем, там и помоешься.
– Я уже двое суток не мылась, скоро по мне блохи плясать начнут, – не унималась дочь кавторанга. – И голова четыре
Вот ведь шантажистка. Знает же, немаленькая засранка, что никому не доверю. Вздохнув, я уныло сказал:
– Пошли.
Поставив в известность дежурного (вечного нашего Кузьменко), мы пошли к реке. Идти всего минут десять, а дорогу я знал еще по моему времени, так как в Смоленске бывать приходилось. Разумеется, город совсем не тот, что я помнил с конца двадцатого-начала двадцать первого века. И дома пониже, и зелени больше, и на пыльных улочках туда-сюда разъезжают телеги вместо разнообразных иномарок.
Многострадальный Смоленск – ворота в Россию. Какая бы не случалась война в нашей истории, враг шел именно через Смоленск: и ляхи, и французы. Про немцев говорить не стану, потому что до июня сорок первого года остался ровно двадцать один год.
Кажется, город, раскинувшийся над величественным Днепром, так и остался где-то в семнадцатом столетии накануне нашествия короля Сигизмунда. Дело портил только трамвай, время от времени катившийся по проложенному в булыжнике пути.
Весь город умещался внутри крепостной стены, раскинувшись на холмах. Впрочем, на той стороне Днепра видны еще дома, но из-за зелени их не рассмотреть. Самые большие дома – трехэтажные, и то лишь на двух улицах, зато великое множество церквей. А там, похоже, еще и католический костел. Не удивлюсь, если где-то обнаружится и синагога. Пожалуй, из всех провинциальных городов, виденных мной, Смоленск – самый европейский и в тоже время очень русский.
За старинными крепостными стенами множество одноэтажных деревянных домов прилепившихся к старинной церкви.
А вообще – красота!
Мы спустились к Днепру, выбрали берег почище. Стараясь не намочить сапоги, я подошел к воде, опустил руку. Ишь, холодная. Плаваю неважно, да и холодно. И вообще – редкий попаданец доплывет до середины Днепра, а коли доплывет, то там и потонет.
Татьяна, выросшая на берегу Белого моря, так не считала. Скинула туфельку, потрогала воду ногой.
– Ух ты, тепленькая.
Не иначе зимой плавала в проруби вместе с белухами. Видел как-то по ящику, как обнаженная женщина плавает вместе с полярными китами. Кстати, красиво. И белухи классно смотрелись, и женщина.
– Ты себе попу не заморозишь? – озабоченно спросил я, но меня даже не удостоили ответом.
Татьяна, начав расстегивать блузку, смутилась:
– Отвернись, – потребовала девушка. Потом добавила: – И не вздумай подглядывать!
С чего это она? Вроде, видел я капитанскую дочку в костюме Евы.
– Очень надо, – фыркнул я на всякий случай.
За моей спиной раздался всплеск воды.
– Ух ты, здорово! – завопила Танька, и я невольно обернулся на голос.
Посмотрев на девушку одним глазком – да и чего там увидишь, в воде-то? – невольно залюбовался. А ведь хороша, чертовка!
При виде обнаженной красавицы, невольно полезли разные ассоциации. Отчего-то вначале в голову полез Петров-Водкин с его купающимся конем, хотя девушка не напоминала ни мальчишку, ни, тем более, коня. Верно говорят, что настоящий художник способен уловить настроение, выразить идею, а образ – дело десятое.
Засмотревшись, как грациозно плавает Татьяна Михайловна, я невольно вспомнил рассказ, читанный в бытность мою переплетчиком Архангельской библиотеки. Написал его, сколько помню, восходящая звезда русской литературы, хорунжий Иванаев. Хотя, сколько ему в хорунжиях-то ходить? Вроде, есаул. Иванаев, описывавший быт и нравы казаков, вывел их родословную от скифов, среди которых имелись женщины-воительницы, ставшие прототипами амазонок. Так вот, юные девы купали своих коней в Днепре, и горе мужчинам, увидевших их обнаженными. В оленей, как древнегреческая Артемида, они их не превращали, но надо полагать, по рогам давали!
– Э, товарищ начальник, хватит на мои титьки пялиться, – возмутилась Татьяна, принимаясь нарезать круги по воде. – Вылезу, убью!
А ведь убьет. Эта может. А не убьет, так покалечит.
Но слаб человек, и я, скорее всего, согласился бы быть убитым, но глаз от купающейся девушки отвести не мог. Впрочем, может, я еще и успею сбежать?
Но скоро понял, что не я один любуюсь обнаженной красавицей. Недалеко слегка шевелились кусты, словно там устроился какой-нибудь зверь. Но звери в этих краях водились лишь во времена скифов, так что, скорее всего, там устроил лежку человек. Поначалу я хотел просто-напросто туда пальнуть и даже полез за браунингом, но передумал. А если там притаился подросток? Конечно, подглядывать некрасиво, но и убивать за это не стоит. Потому, поискав на бережке подходящий камушек, кинул его в кусты. Судя по возмущенному воплю и матюгам, попал.
– Сюда выходите, – потребовал я, на всякий случай нащупывая в кармане браунинг.
Ломая кусты наружу вылезли два молодых мужика. Судя по одежде – картузы, рубахи перехваченные поясом, да еще и сапоги, градские обыватели или ремесленники, успевшие принять «на грудь» грамм по двести, а то и по триста. Один, в которого я и попал камушком, поздоровше, второй поменьше, да и помладше. Интересно, а почему они не в армии?
– Вуайеристы, что ли? – поинтересовался я.
– Чаво? – скривился тот, что поздоровше.
– Те, кому своя жена не дает, так они за чужими бабами подглядывают, да онанируют, – любезно пояснил я.
Понимаю, что всякие умники сейчас начнут бросать в меня тапки – мол, «вуайеризм» – это явление, слабо поддающееся психологическому объяснению, неконтролируемое и все прочее. Но мы люди простые, объясняем, как есть.
– Кто это онанирует? – возмутился мелкий и принялся накручивать здорового. – Федь, а он нас онанистами обозвал.
Ишь, а этот еще и провокатор, оказывается. Но здоровый, несмотря на хмель, оказался не таким дураком, как выглядел, и на подначку мелкого товарища не пошел, понимая, что с человеком в военной форме и, возможно, с оружием лучше не связываться. Стало быть, выпил парень еще немного.