Польская литература ХХ века. 1890-1990
Шрифт:
Краеугольным камнем эстетической программы марксистской литературной критики был реализм. «Возвращение к действительности и новый реализм будут, возможно, знаменем рождающейся ныне литературы» {72} , – писал один из ведущих критиков того времени Ян Котт (1914–2001) в апреле 1945 г. На понимание сущности реализма большое влияние оказали труды Д. Лукача, весьма популярного в те годы в Польше. Вслед за Лукачем польская критика отвергала так называемый «малый реализм» (описание повседневности или индивидуальной психологии взятой внесоциально личности, склонность к натуралистическому изображению) и противопоставляла ему – в упрощенном истолковании – «большой реализм» зарубежных и польских классиков XIX в. Моралистической и психологической интерпретации отношений между людьми противопоставлялась историческая и социологическая. Реализм для критиков «Кузницы» означал не столько комплекс стилистических средств, сколько показ связей, соединяющих людей в обществе, законов
72
Odrodzenie, 1947, N 17.
Критики «Кузницы» писали о «социологической конструкции человеческой судьбы», отождествляя судьбу героя художественного произведения с эволюцией той или иной общественной группы. Это вступало в противоречие с принципом изображения психологически неоднозначного внутреннего мира человеческой личности. Такого рода изображение было присуще значительной части прозы 30-х гг., к традициям «психологизма» которой критики «Кузницы» относились неприязненно. Психологическая проза, по их мнению, представляла «драму моральных позиций», в то время как задачей литературы является изображение столкновения «общественных позиций». «Психологическая аппаратура может еще послужить последнему расчету кающегося интеллигента за грехи финансового капитала, но никогда не поспособствует ясной, рациональной интерпретации человеческой судьбы» {73} , – писал Я. Котт.
73
Ko'zniewski K. Historia co tydzie'n. Warszawa, 1977. S 31, VIII.
Е. Путрамент призывал «перейти к критике нормативной, постулирующей» и называл литераторов, «поддающихся психологизму Запада, не могущих вылечиться от Пруста», – «социальными вредителями». Он предостерегал и от опасности западного экзистенциализма, который определял следующим образом: «жалкая философия трусости, философия отказа от независимости, интеллектуальный Мюнхен, неразрывно связанный с Мюнхеном политическим» {74} .
Гораздо шире понимал реализм К. Быка, который подчеркивал значение для современного творчества литературных традиций и владения художественной формой. Для Быки «…реализм является наиболее открытой формой искусства», которая развивает традиции классического реализма XIX в., но способна использовать и более близкий опыт развития литературы в XX в. Реализм для Быки не исключал психологического анализа, сатирической заостренности, но и для него на первом плане оставалась «реалистическая справедливость», исторический и социальный анализ действительности. «Мы приветствуем каждого, – заключал Быка свою программную статью „Трагичность, насмешка, реализм“, – кто без трагичности и насмешки сумеет выразить правду времени. Трудная задача сегодняшней польской прозы – это общая задача, и нельзя отвергать тех, кто начинал свой путь из другого пункта, а сегодня находится на распутье. Реализм ожидает всех» {75} .
74
Ku'znica, 1947, N 41.
75
Wyka K. Pogranicze powie'sci. Warszawa, 1974. S. 21.
С этим прогнозом не соглашалась группа писателей журнала «Поколене», которые выступили с требованием свободы творческого поиска, считая, что правду о войне нельзя выразить с помощью традиционного реализма. Р. Братный постулировал «реалистический символизм», в котором «материал, не утрачивая своего объективного звучания, выражает и нечто большее» {76} , а Зыгмунт Калужиньский (1918–2004) ставил на экспрессионизм, понимаемый как ярко эмоциональное, даже гиперболизированное, изображение исторического и социального опыта современной эпохи.
76
Pokolenie, 1947, N 1.
По-своему видел пути воплощения гуманистических идей в литературе журнал «Новины Литерацке» (Варшава, 1947–1948), редактируемый Я. Ивашкевичем. Журнал выступал за преемственность литературного развития, за связь новой литературы с традициями межвоенного двадцатилетия, за верность писателей своей художественной манере, за органичность перемен в творчестве.
Против упрощенного решения вопроса об эстетическом новаторстве (чем грешили теоретики «Кузницы»), против трактовки реализма в духе жизнеподобия выступил известный своими независимыми взглядами и острым пером критик Артур Сандауэр (1913–1989). Он иронически писал: «Ты не понимаешь конструкции реалистического рая. Он, как и Дантов ад, имеет форму воронки, помещенной во времени. Сзади, со стороны прошлого, широкие ворота: туда входят разные веселые компании шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого веков, фантасты, мастера абсурда и гротеска –
77
Sandauer A. Zebrane pisma krytyczne. Warszawa, 1981, t. 3. S. 226–227.
«Кузница», «Одродзене», «Поколене» и «Новины Литерацке», «Твурчость» и ряд других изданий при всех, даже существенных различиях в понимании путей развития литературы, толковании реализма, выборе образцов и традиций находились в одном лагере, принимавшем новый общественный строй Польши и идею новой культуры. Силы, настроенные оппозиционно по отношению к социалистическим преобразованиям, в том числе в области культуры, нашли прибежище главным образом в католических изданиях. Наиболее активную полемику с католическими публицистами (прежде всего «Тыгодника Повшехного») вела «Кузница».
Католические литераторы ратовали за христианизацию общества. «Каноном жизни должен стать примат христианской этики над политикой» {78} , – заявлял один из руководителей «Тыгодника Повшехного» ксендз Ян Пивоварчик (1889–1959). В то же время они нащупали уязвимое место в позиции польских марксистов: недооценку проблем личности и личностного начала в творчестве, подчинение литературы сиюминутным партийно-политическим целям. Действительно, уже в 1946 г. на II съезде польских писателей в докладе С. Жулкевского был выдвинут лозунг «политизации» литературы, «четкой политической декларации» писателя {79} , в дальнейшем превратившийся в требование подтверждать в художественных произведениях правоту решений политических деятелей. Требование это связывалось с тезисом об обострении классовой борьбы по мере строительства социализма.
78
Tygodnik Powszechny, 1945, N 6.
79
Gosk H. W kregu «Ku'znicy». Warszawa, 1985. S. 96.
Хотя ориентация католических оппозиционеров на персонализм как философскую основу творчества, отстаивание ими прав личности в социальном и духовном, метафизическом плане привлекали ряд писателей, для многих представителей творческой интеллигенции все более притягательными становилась марксистская теория общественного развития, на которой строилась идейная программа ППР. «Меня привлекло точное научное обоснование этой идеологии, – писала, например, 3. Налковская, – открытие диалектических законов истории, осознанное участие человека в истории» {80} .
80
Nalkowska Z. Pisma wybrane. Warszawa, 1956, t. 2. S. 459.
Концепция развития литературы, предложенная марксистской литературной критикой, отвечала настроениям многих писателей, приходивших к ее восприятию под влиянием жестоких уроков истории. Она казалась компасом, позволяющим найти путь в послевоенном хаосе. В выступлениях критиков-марксистов явно недооценивалась, однако, проблематика гуманизма. Показательна дискуссия о моралистике творчества Джозефа Конрада, развернувшаяся в 1945–1946 гг. По сути это была дискуссия о соотношении истории и нравственности, а также о мировоззренческих позициях молодежи Армии Крайовой, знаменем которой стала конрадовская «верность самому себе». Я. Котт в статье «О светском трагизме» противопоставил общечеловеческим нравственным принципам историческую целесообразность, личности – дело всего общества, которому служит каждый отдельный человек. Он заявлял, что «Конрадовская верность самому себе – это верность рабов… Из профессиональной верности капитанов кораблей нельзя строить кодекс поведения свободного человека. Ни верность, ни честь не являются сами по себе моральными ценностями. Оценивает их, как и все на этом свете, история» {81} .
81
Tw'orczo's'c, 1945, N 2. S. 160.
Против такой трактовки морали и культуры резко выступила М. Домбровская в статье «Конрадовское понятие верности». По ее мнению, никакие цели не могут оправдать неморальные средства, которые могут привести и приводили (например, гитлеризм) к антигуманным извращениям. «Котт, – писала она, – потому именно отвергает «небунтарскость» конрадовской позиции, что в ней содержится духовная независимость. Это для утверждающих святость данной власти еще более неприемлемо, чем бунт» {82} .
82
Warszawa, 1946, N 1.