Польская литература ХХ века. 1890-1990

Хорев Виктор Александрович

Лучший, пожалуй, роман Стрыйковского – «Austeria» («Корчма», 1966; в 1982 г. по этому роману Е. Кавалерович снял известный фильм под тем же названием). В корчме небольшого галицийского местечка близ русской границы в день начала Первой мировой войны евреи в ожидании казацких погромов обсуждают возможность бегства и спасения. Но не от их решения зависит их судьба. Центральная фигура романа – старый корчмарь Таг в диалоге с местным ксендзом формулирует главную мысль романа о невозможности победить зло, о безжалостности судьбы и истории к человеку, жизнь которого – высшая ценность в мире.

Герой романа «Сон Азрила» (1975), достигший в жизни успеха и богатства, возвращается в родное еврейское местечко, которое

он когда-то покинул. Возвращается, чтобы убедиться, что прежний мир исчез, как исчезли и люди, его творившие. Умирает старый раввин, погибает под колесами паровоза и сам герой.

Иной характер имеет роман «Пришелец из Нарбоны» (1978). Это тоже роман о трагической судьбе евреев, но из времени испанской инквизиции XV в., которая изничтожала еврейскую общину. Евреи поднимались на вооруженную борьбу. Стрыйковский не случайно посвятил роман «Повстанцам Варшавского гетто» – аналогии с современной историей евреев в Польше очевидны.

Роман «Большой страх» (1979) – с выразительным названием – посвящен событиям во Львове в 1939–1941 гг., времени массовых арестов и депортации за Урал представителей польской интеллигенции, в том числе, не в последнюю очередь, еврейского происхождения.

В «библейской» трилогии «Ответ» (1982), «Царь Давид жив!» (1984), «Иуда Маккавей» (1986) героями являются Моисей, Давид и Иуда Маккавей, которые олицетворяют, однако, всех защитников и исповедников добра, противостоящих гонениям со стороны неправедного зла. В романе «Эхо» (1988) Стрыйковский продолжил нить романа «Голоса из темноты» (1956), описывая процессы ассимиляции и эмиграции евреев, порождающие индивидуальные драмы и приводящие к окончательной утрате некогда существовавшего мира.

В поэтике Стрыйковского выделяются два элемента: диалог и внимание автора к детали, которой он придает обобщающее и символическое значение. Об этом сам писатель говорил так: «Диалог заменяет у меня почти все – и действие, и характеристику персонажей, и внутренний монолог. Диалог выполняет все функции, необходимые в прозе» {178} ; «Деталь должна быть синтезом» {179} .

«Писателем умерших», «стражником огромного кладбища» назвал себя Генрик Гринберг (р. 1936), автор многих произведений, посвященных Холокосту, перипетиям жизни польских евреев в до– и послевоенной Польше и в эмиграции. Проза и поэзия Гринберга, вынужденного эмигрировать в США в 1967 г., публиковались за рубежом, а с 1987 г. и в Польше (сборники рассказов «Кадиш», 1987; «Семейные очерки», 1990, и др.).

178

Taranenko Z b. Op. cit. S. 275.

179

Taranenko Z b. Op. cit. S. 283.

В творчестве многих других писателей также часто встречается еврейская тема: в романах Анджея Щиперского (1924–2000) «Начало» (Париж, 1986, в Польше 1989), Марии Нуровской (р. 1944) «Постскриптум» (1989) и «Письма любви» (1991), Я. М. Рымкевича «Um schlagplatz» (1988, нелегальное издание), в высокооцененных критикой произведениях дебютантов 80-х гг. – романах Павла Хюлле (р. 1957) «Вайзер Давидек» (1987) и Петра Шевца (р. 1961) «Уничтожение» (1987) и т. д.

А. Рудницкий в сборнике лирических этюдов-воспоминаний «Краковское предместье на десерт» (1986) наряду с размышлениями о современниках, коллегах по литературному цеху и о самом себе вновь обратился к трагедии еврейского народа, к судьбам погибших и уцелевших, к безвестным и знаменитым, как, например, лауреат Нобелевской премии

Исаак Башевис Зингер. Этот мотив присутствует и в книгах А. Рудницкого «Народна я забава» (1979), «Всегда играющий театр» (1987) – об известной актрисе и руководителе еврейского театра в Варшаве Изе Каминьской.

Эта же тема нашла отражение в воспоминаниях Ю. Хэна «Новолипки» (1991), в автобиографии А. Сандауэра «Я был» (1991, издана посмертно). Мировую известность получила книга Ханны Кралль (р. 1937) «Успеть перед господом Богом» (1977) – ее беседы – выстроенные с большим чувством композиции – с единственным оставшимся в живых членом руководства Варшавского гетто кардиохирургом Мареком Эдельманом, который и в те годы, и после войны спасал человеческие жизни. Без всякого пафоса рассказывает Эдельман о восстании в гетто, обреченном на поражение.

Польским евреям посвящены и сборник репортажей и очерков Кралль «Гипноз» (1989), и ее роман с элементами «литературы факта» «Жиличка» (вышел в 1985 г. в Париже и в нелегальных польских издательствах).

Не менее обширен круг авторов, обратившихся к более отдаленной польской истории либо к другим историческим сюжетам. В жанре широко понимаемого исторического романа польская проза достигла существенных результатов, при этом многие авторы искусно проводили аналогии между прошлым и настоящим, стремились к параболе, к историческим обобщениям. История становится своеобразным комментарием к современности.

Несколько романов опубликовал в 70-80-е гг. Т. Парницкий – «Тождественность» (1970), «Преображение» (1973), «Выхожу один безоружный» (1976), «Дары из Кордовы» (1981), «Раздвоение личности» (1983) и другие. Как и его прежние сочинения, их можно отнести к исторической фантастике (по определению самого писателя). Например, в романе «Муза дальних странствий» (1970) автор исходит из предположения, что в национально-освободительном восстании 1830 г. победили польские повстанцы. Необычная трактовка писателем истории, открывающей, по его мнению, возможность вариативного толкования событий, осталась прежней, но обогатилась автобиографическими и автотематическими рефлексиями повествователя, подлинность которых, впрочем, тоже ставится под сомнение. Все дальше отходя от фабулы и описания, Парницкий широко использует диалоги и монологи персонажей, их исповеди, воспоминания, записки и письма, в которых они безрезультатно ищут самоопределения.

В 70-е гг. признание читателей и критики завоевывает проза А. Кусьневича. Один из ее центральных мотивов – кризисные явления в европейской культуре XX в. Особое место в ней занимает родной край писателя – Восточная Галиция, принадлежавшая в начале века Австро-Венгрии. Ее крах описывается Кусьневичем во многих романах.

Действие романа «Король обеих Сицилий» (1970) происходит в разных уголках Австро-Венгерской империи в один день и в тот час, когда убийство эрцгерцога Фердинанда в Сараево послужило сигналом к началу Первой мировой войны. Убийство эрцгерцога, убийство молодой цыганки в местечке на румынской границе, любовь одного из героев к своей сестре – линии повествования, предвещающие гибель империи, застывшей в летаргическом состоянии, а вместе с ней – отмирание целой эпохи, ее культуры, нравов и обычаев.

Минувший мир воскрешает писатель и в романе «Зоны» (1971). Первая часть романа переносит читателя в страну детства героя, на польско-украинскую окраину габсбургской империи, где в мирно сосуществующих национальных сферах общежития и культуры зарождаются взаимное отчуждение и ненависть. В последующих частях романа описывается дальнейшая судьба главного героя, вплетенная в исторические события. В романе не выдерживается хронологическая последовательность этих событий, на первом плане – психологическое время, последовательность, в которой те или иные события воскрешаются в памяти повествователя.