Полтора метра счастья
Шрифт:
— Ладно, претензия снята, — подняла руки я. Женщина из кафетерия обратилась к нам, сказав, что через десять минут будет закрываться. Мы заверили, что уже уходим. Дэн отдал мне засыпающую Бомми и, помолчав немного, обречено и с болью произнес:
— Это за мои грехи всё. Это моя расплата за преступления, то, что приходится переносить Рин и Сандре.
— Не выдумывай, — приобнял его за плечо Химчан. — Это полный бред, что дети отвечают за грехи родителей. В этом нет ни грамма справедливости и истины.
— Да? Тогда почему у тебя, сына Джунвона, который тоже был убийцей, не всё ладно? Да и Сунён…
— Брат, выкинь это из головы. И у порядочных родителей дети мучаются.
— Нет, Хим, я не имел права
— Если ты начнёшь сомневаться в чувстве собственной справедливости и в том, что у тебя есть право на месть, казнь и вынесение приговоров, что начнётся, Дэн? — тревожась, зашептал Химчан. — Мы все верим тебе. Ты для нас единственный беспрекословный авторитет. Если ты начнёшь сомневаться, что будет со всеми нами? — Юрист и глава банды, называвшей себя «золотыми» задумчиво посмотрел на обратившегося к нему.
— Не знаю. Может, пора бы тебе забрать то, что положено по рождению? — Хим притих, насупившись, и стал подниматься, уходя от темы. Логика Дэна была ясна: у кого нет детей, тому и тащить груз, потому что ему двойной становится непосильным. — Одно ясно. Древний запрет на женитьбу был не напрасным, — подытожил Дэниэл.
Через две мучительных недели страхов и ожиданий жизнь Сандры перестала вызывать опасения. Препараты, привезенные Джереми, вызвали улучшения почти сразу, но пришлось подождать, чтобы убедиться и закрепить результат. Дэниэл скорее забрал жену с дочерью домой и я, выждав пару дней, навестила их. Херин похудела и стала ещё более мягкой, осторожной и трепещущей до маниакальности. Она постоянно проверяла окна и форточки, чтобы не было сквозняков, по десять раз кипятила и стерилизовала всё, что попадало в пределы досягаемости Сандры, не выпускала её из поля зрения. Детям с нефротическими синдромами нельзя было болеть и цеплять инфекции, потому что они очень быстро приводили к осложнениям, и лечились намного труднее, чем у обычных детишек. Бомми на фоне всего этого выглядела инородным телом, довольным и жизнерадостным. Но материнских глаз Рин хватало на всех, и старшая не была заброшена и предоставлена самой себе. Она всегда сидела тут же, возилась с карандашами, следила, как мама готовит или катала машинки под ногами. Плюшевые мишки и зверята быстро ей наскучили, поэтому новая страсть — машинки, занимала её с головой. Я так и хотела попросить Бомми к нам ещё на недельку, но понимала, что Рин соскучилась по ней, и не могла забрать эту хохочущую отдушину родителей.
Дэн взбодрился, и, наконец-то, выспался. Мне стало намного спокойнее, когда я видела возвращающегося к нам прежнего Дэна, шутящего и острившего тут и там. А вот отчего мне было неспокойно, так это от пропажи Сунён, которую больше никто не видел. Даже Энтони, ушедший тогда с ней, сказал, что она собрала вещи и куда-то уехала, может быть и улетела. Он пытался допросить её, но и ему, своему лучшему другу и вечному заступнику, Сунён ничего не сказала. Жестокая ирония рисовала мне картины, где она насилует кого-нибудь, чтобы забеременеть. Я искренне пыталась хорошо к ней относиться и не замечать её беспардонности, но за те упреки, незаслуженные, в сторону её братьев, я не могла её простить. Она сделала Химчану больно. Ладно мне — ему! И прощения в моей душе для неё пока не находилось, хотя правдивость её слов мучила не меньше. Во внутрисемейной проблеме была виновата я, потому что не дарю мужу сына, а он не собирается меня, к счастью, бросать, и искать другую.
В мою смену, в обеденное время, в ресторан заглянули Дэниэл с господином Юнгом. Принимавшая заказ у одного постоянного клиента, я не успела к ним первой, и меня опередила Элис, чьё восхищение Дэном никак не проходило, и стоило ему побывать в нашем заведении, как я потом весь день слушала оды в его честь. Официантка убежала с записями на кухню, а я как раз освободилась и пошла поздороваться.
— …два с лишним месяца уже, Джереми! — возникла я на середине разговора.
— День добрый!
— Привет, Шилла! — махнул Дэн и подвинулся. — Посидишь с нами?
— Я на работе, — посмотрела я на начальника, сжимая в руке блокнот и ручку.
— Да ладно уж, — снисходительно указал на стул за их столиком Джереми. — Все свои.
— Да нет, правда, много гостей сегодня. Я только поприветствовать. Как Рин?
— В порядке. А я вот нет, на что и жаловался, — вздохнул Дэниэл. — Точнее, сетовал немного. Разумеется, я не на Рин жалуюсь, — оправдался он.
— А что такое?
— А как ты думаешь, отсутствие чего в моей жизни вот уже два месяца с половиной мешает мне быть счастливым? — Элис вернулась с чайником и, зайдя слева от меня, составила чашки на стол, поставила сахарницу с кусочками тростникового сахара, выложила серебряные ложечки. Дэниэл её и не заметил, когда она взялась разливать сам чай. — Мне уже не просто хочется секса, я прямо грежу, как ворвусь, подобно горилле в джунглях, — Дэн расставил руки над бедрами и стал резко поднимать и опускать их. — И просто насажу на себя, и буду насаживать, как дикий орангутанг.
Струя кипятка сорвалась и, вместо чашки, разливаясь на стол, брызнула на брюки Дэниэла. Он подскочил. Элис опомнилась, заслушавшаяся пошлых речей от объекта своих вожделений и, поставив чайник, схватила тканевую салфетку.
— Боже, простите! Простите ради Бога! Я случайно…
— Элис! — грозно, назвав одно лишь имя, отругал её всей интонацией господин Юнг, посмотрев так, что хотелось уволиться самостоятельно. Девушка задрожала, пытаясь приложить салфетку к намокшим брюкам, но Дэн перехватил её руку недалеко от ширинки.
— Не надо топтать на минном поле, барышня. — Сглотнув слюну, она посмотрела ему в глаза, как кролик на удава, тот кролик, что мечтает быть съеденным, на удава, который предпочитает быть вегетарианцем, но не держал во рту и травинки. Два с половиной месяца. — Ничего страшного, Джереми, — улыбнулся Дэн, повернувшись к другу. — Давненько на мои ноги женщины не проливали кипятка. А вам, — обратился он с зажегшимся флиртом к Элис, — не стоит так перевозбуждаться на работе. Вон как руки трясутся. — Она стала пунцовой, желая провалиться на месте. Я хотела сказать ей что-то, но Элис, окончательно потерявшись и устыдившись, убежала прочь, едва не плача. Дэн проводил её взглядом. — Никак обидел?
— Думаю, что ты несколько прямолинеен, — выговорила я ему. Достав сигарету, он пожал плечами и, поглядывая на дверь, уводящую в служебные помещения, продолжил беседу с Джереми. Я отошла от них, возвращаясь к своим обязанностям. Элис я нашла на кухне, плачущей в платочек и дрожащей.
— Какой позор, какой позор, я безрукая! — приговаривала она. Я погладила её по волосам. — Шилла, какой же он шикарный, ну какой же он шикарный! — Я убрала руку.
— Элис, он всегда развязно и откровенно болтает, но на самом деле он очень сдержанный и скромный человек. — Она попыталась взять себя в руки и, как часто мы любили делать, подошла к двери в зал, образовав щелку и приложив глаз.
— Как же его жене повезло… у меня никогда не было парня, который вот прям со страстью бы что-нибудь сделал. А этот может, по нему видно!
— Ничего он не может, и вообще, не твоего ума это дело, Элис!
— Уж и помечтать нельзя? — без обид проныла она, не отлипая от двери. — И всё-таки, хоть одну бы ночь с таким в жизни провести, и помирать можно. — Я закатила глаза и, увидев вошедших посетителей, отодвинула Элис, чтобы пойти и встретить их. Когда я вышла, то поймала на себе взгляд Дэниэла. Облизнув губы, он отвел его, напуская на себя деловой вид.