Полуденный мир
Шрифт:
Несмотря на все слышанное Мгалом о страшных южных лесах, ему почему-то казалось, что они должны быть похожими на его родные северные чащобы, и чем дальше углублялся он в джунгли, тем большее изумление его охватывало. Глазам северянина предстало безбрежное море гигантских деревьев, росших так тесно, что вершины их переплетались и образовывали в вышине непроницаемый свод. Лианы густой сетью опутывали и без того трудно проходимые дебри. Изумрудно-зеленые и бледно-желтые мхи и лишайники, словно шубой, покрывали деревья и узловатые щупальца лиан. Они были всюду: на гниющих поваленных стволах, на земле, в ручьях и ямах с черной, скверно пахнувшей водой, где таились, поджидая добычу,
Впрочем, в удушливом, сверх меры насыщенном влагой серо-зеленом сумраке не всегда было видно не только солнце, но и небо, и часто путникам приходилось выбирать дорогу, полагаясь на неверные лесные приметы и собственные догадки. Временами они кружили, петляли и все же медленно, но верно продвигались на юго-восток.
— Вы слышите, кто-то плачет? — неожиданно обратился к товарищам Эмрик.
Они замерли, прислушиваясь, и Мгал махнул рукой налево:
— Это там, где между деревьями просвет. Хотя кто может в здешних местах плакать — ума не приложу.
Друзья уже начали привыкать к пронзительным крикам нетопырей, заставлявших их раньше просыпаться в холодном поту. Доносившийся время от времени рев глегов тоже не беспокоил их, равно как и рык мечезуба — длинного приземистого хищника с мечеподобными клыками, торчавшими из его верхней челюсти, даже когда пасть была закрыта. Визг, скрипы, стоны, скрежеты и шипение джунглей уже не бросали спутников Мгала в дрожь, настораживала их разве что наступавшая изредка тишина, но отчетливо слышимые стенания, так похожие на плач обиженного ребенка, производили тягостное впечатление и вызывали перед глазами столь неприятные картины, что друзья, не сговариваясь, двинулись в направлении, указанном северянином.
— Я слышу шум ручья, — сказал Гиль, держа наготове Жезл Силы, так легко расчленивший пятнистого удава.
Ему никто не ответил. Хорошо протоптанная тропинка, по которой они шли, вероятнее всего, вела к водопою.
Осторожно раздвигая нависшие над тропой лианы, на которых могла оказаться какая-нибудь мелкая нечисть, ждавшая случая, чтобы прицепиться к шкуре пробиравшегося на водопой зверя, Мгал первый вышел на небольшую, поросшую мелкой жесткой травой поляну, в центре которой высился бледный желто-зеленый куст, состоящий из тонких, похожих на волосы, жгутов, свисавших на одну сторону. От этого-то куста и доносился привлекший внимание друзей плач. Северянин сделал шаг, другой, пытаясь понять, кто же издает столь странные звуки.
— Растение! Растение-хищник схватило мечезуба! — воскликнул Гиль, подбегая к кусту. — Горбия рассказывал нам о растениях-кровососах и даже показывал мелкие, ловившие жуков, мух и стрекоз. Но такого…
Мгал и Эмрик подошли к диковинному кусту и встали рядом с Гилем, разглядывая спеленутого щупальцами-лианами мечезуба, издававшего время от времени жалобные стенания.
— Он шел к ручью, и тут-то его этот кровосос и подкараулил. А ведь мы проходили мимо таких вот кустов и не догадывались, какую они таят угрозу, — произнес Эмрик, поглядывая на растение-хищника с брезгливым удивлением.
Веревкообразные ветки куста шевелились, подергивались, отвратительно пульсировали, выкачивая соки из своей жертвы, и Мгалу вдруг представилось, что это его опутали белесые
— Зачем ты вмешиваешься? Один хищник жрет другого — это же восхитительно! — Эмрик отсек тянувшиеся к нему лианы. — По мне, так мечезубу самое место в желудке этой травы.
— Не могу слышать, как он плачет. Смотри, у него в глазах почти человечья мука. Такая смерть недостойна бойца.
Мгал ударил мечом раз, другой, однако большинство лиан, даже отсеченные от куста, не отваливались от мечезуба. Из срезов их продолжала сочиться алая влага.
Северянин нагнулся и, подхватив оплетенного белесыми нитями хищника, оттащил на несколько шагов в сторону. Вместе с Гилем они начали отрывать присосавшиеся лианы, а Эмрик, подняв один из обрубков плотоядного куста, поднес его к глазам:
— Кроме присосок, у этой дряни ещё и масса крючков, ими-то она и удерживает свою жертву.
Эмрик отбросил извивавшийся обрубок, некоторое время с ужасом и отвращением смотрел на крохотные, покрытые капельками крови кружки, обрамленные глубокими царапинами, оставшимися на бархатистой шкуре зверя от присосок и шипов растения-кровососа; потом, словно очнувшись от дурного сна, раздвинул древком копья челюсти мечезуба и вылил ему в пасть содержимое своей фляги.
Зверь сделал судорожное глотательное движение, и сощуренные от боли глаза его приоткрылись. Черные вертикальные зрачки, обрамленные ярко-желтой, сверкающей, как драгоценный камень, радужной оболочкой, были затуманены страданием, и все же северянину почудилось в них что-то похожее на благодарность.
— Ничего, клыкастый брат мой, ты ещё побегаешь по джунглям. Закусишь удавом и к ночи, глядишь, сумеешь уковылять отсюда, пока пятилапы на водопой не явились, — смущенно посматривая на Эмрика, проговорил Мгал.
— Почему ты думаешь, что здесь есть пятилапы? — тревожно спросил Гиль, опасливо озираясь по сторонам.
— На краю поляны клочья застывшей слизи. Они были тут вчера вечером, так что не будем задерживаться. Мне не нравится вид этих существ, от них можно ждать чего угодно. Наполните фляги — и в путь.
— Что там за крики, Агил?
— Принцесса Чаг, одифей становится все больше и больше, — доложил широкоплечий полусотник с квадратным лицом, покрытым испариной и брызгами грязи. — Прикажи отойти к болоту, я не могу терять своих воинов одного за другим в бесконечных стычках с этими тварями.
— Хафр говорит, что на болотах нас поджидают ядовитые шары. — Чаг вопросительно посмотрела на гвардейца, вызвавшегося быть их проводником. — Быть может, эти шары не так уж опасны?