Полукровка. Эхо проклятия
Шрифт:
«А если бы нет?» — эхом отдалось в голове Самсут…
Шофер совершенно невозмутимо гнал машину до самого отеля по голубоватым и пустынным пафосским улицам и, наконец, с шиком развернулся возле «Афродиты».
— Я не ошибся? — ухмыльнулся он, оглядывая растрепанную, в крови и жирных пятнах пассажирку.
— Спасибо. Но… у меня нет денег. Моя сумочка осталась… там.
— Опять? Ну ладно, что с вами делать… А вам бы лучше поскорей подняться к себе, а то в таком виде… Ну, удачи.
Самсут взглянула на расстроенное лицо парня и мгновенно приняла решение:
— Вот что — ждите меня здесь. Я только соберусь, и мы поедем в аэропорт. У меня в номере есть немного денег. Я… я обязательно расплачусь.
Поднявшись в номер, Самсут с омерзением стянула с себя одежду, бросила ее прямо на пол и встала под душ, пресной водой смывая с
12
Наапет Кучак, «Сто и один айрен», айрен 43-й (XVI век).
Глава четырнадцатая
Двое по разные стороны меридианов
(очень длинная)
Санкт-Петербург, 14 июня, вечер
Полутора суток томительного ожидания дались Габузову нелегко, прибавив энное количество седых волос его еще почти пышной шевелюре и, соответственно, убив «эн в квадрате» нервных клеток. Впрочем, согласно новейшим научным данным, последние, оказывается, все-таки восстанавливаются. Правда, очень медленно и неохотно.
Сегодня он почти десять часов просидел в конторе (даже не пошел на обед, ограничившись принесенными из дома бутербродами), вздрагивая и внутренне напрягаясь всякий раз, когда его «шпионское оборудование» с легчим щелчком включалось, сигнализируя тем самым о том, что Шверберг снял телефонную трубку.
Илья Моисеевич, как и положено востребованному адвокату, общался по телефону долго и часто. Вот только беседы эти были для Габузова, что называется, малоинформативны, поскольку совершенно не касались истории госпожи Головиной. Правда, среди вороха телефонных переговоров попадались откровения весьма любопытного, можно даже сказать, компроматного характера. Их Сергей старательно переписывал на особую дискету, намереваясь по окончании затянувшейся «Саги о наследстве» грамотно слить всю эту шверберговскую вербалку с судьями и бандитами Толяну. «То-то у мужиков радости будет», — ехидно мечталось Габузову.
И лишь под вечер его разведывательная миссия наконец-то начала себя оправдывать. В 17:45 беспристрастная аппаратура зафиксировала любопытнейший разговор следующего содержания:
— По здорову живете, Илья Моисеевич?!
— Живём, гудрон жуём. Ну, что там у вас?
— Короче, нашли мы ее. Остановилась в Пафосе, отель «Афродита». Кстати, по местным меркам, не из дешевых.
— Когда?
— Хотели сегодня, ближе к вечеру. Но вокруг нее постоянно крутится какой-то тип.
— Что за тип?
— Не знаю, вроде бы русский.
— Курортное знакомство?
— Не думаю. Похоже, они были знакомы раньше.
— Что-то мне это не нравится.
— Нам тоже. Тем более что два часа назад он посадил ее в машину, и они куда-то уехали.
— Куда уехали? Почему не проследили?
— На чем? На такси? Как вы себе это представляете?
— Неужели трудно было догадаться арендовать машину?
— Догадаться не проблема. Проблема с баблом. Здесь все безумно дорого. А нам, между прочим, здесь не только жить, но и жрать что-то нужно.
— Но французы должны были еще вчера перевести вам деньги.
— Должны… Ни хера они не перевели!
— Безобразие! Я сейчас же отправлю им факс.
— Лучше бы вы сейчас же отправили бабки нам.
— Учить меня вздумал?
— Да куды нам, с нашими пятью исправительно-трудовыми классами.
— Благодари Бога, что не все десять! Или ты уже начал забывать?
— Как можно, Илья Моисеевич?! По гроб жизни…
— Вот то-то же. Что твой напарник?
— Мудила редкостный. Интересно, у них там, во Франции, все урки такие?
— А в чем там проблема?
— Парень явно страдает воинствующей неадекватностью.
— Что ж теперь делать, терпи.
—
— Вот и умничка. Всё, держи меня в курсе. Когда сделаете, позвони мне на мобилу. В любое время, хоть ночью. Сюда, в контору, лучше пока вообще не звони… А с лягушатниками я разберусь, обещаю.
— Премного благодарен.
— И поаккуратнее там. Мне международные конфликты не нужны.
— Нам тоже…
Габузову стоило немалых душевных усилий, дабы после этого разговора не ворваться в кабинет Шверберга и не расколошматить его набриолиненную башку, к примеру, факсовым аппаратом. Сделанная Сергеем запись фактически служила прямым доказательством причастности Ильи Моисеевича и его французских подельников к заказу на убийство гражданки России Самсут Матосовны Головиной. Сомнений не оставалось — под термином «международный конфликт» в данном случае подразумевалось именно убийство. То самое, которое неведомым киллерам, по независящим от них причинам, не удалось совершить несколько дней назад в водах Балтики, на пароме «Силья Лайн». Другое дело, что Габузов, будучи юристом, прекрасно понимал, что данная аудиозапись получена им способом, мягко говоря, непроцессуальным. А следовательно, впоследствии не сможет служить доказательством в суде.
«Но откуда? — в отчаянии ломал голову Сергей. — Откуда они узнали? Как сумели вычислить Кипр? Вариантов не так уж и много… Неужели кто-то из сотрудников Толяна постукивает Швербергу? А ведь я, идиот несчастный, сам же и попросил его поручить своим проверить моральный облик Ильи Моисеевича!.. А может, всё проще? Разыскали в Швеции отца Головиной, вот он и проболтался. Проболтался… Ч-черт! А что, если это Карина? Уж если у кого язык без костей, так это у нее».
Последнее предположение оказалось верным. Габузов позвонил Карине, и та, немало удивившись таким его интересом («Сереженька, да ты никак ревнуешь? Что, запала в душу армянская красавица?»), поведала о том, что позавчера ей позвонил какой-то мужчина, представился директором школы и поинтересовался: не знает ли она, каким образом он может связаться с Самсут Матосовной? («Прикинь, Сережка, какой ценный кадр наша Сумка?! Всего лишь неделю назад уволилась из своей гимназии, а за ней уже вовсю гоняются школьные директора!.. Дядька так расстроился, что Сумка сейчас на Кипре, но пообещал, что постарается придержать ей место. Телефончик оставил».)
Записывать «оставленный телефончик» Габузов не стал, дабы не вызывать у Карины лишних подозрений. И без того было ясно, что никакой школой на том конце провода и не пахло. Сейчас его больше занимал другой вопрос: каким таким способом эти черти вообще вышли на Карину? «Неплохо работают ребята, мать их растак, ой неплохо!» Вспомнив об упомянутых в разговоре с Толяном контактах его оперов с кипрской полицией, он с последней надеждой набрал номер приятеля. Однако разговора не получилось, Толян не дал Габузову даже словечка вставить.
— Я всё помню. Встречаемся завтра, в девять утра, в «Пулково-2» в пикете транспортной милиции. Извини, разговаривать сейчас не могу, — полушепотом выпалил Толян и отключился.
В половине седьмого вечера Илья Моисеевич покинул расположение конторы. Прождав для верности еще часика полтора («а вдруг вернется?»), Габузов поплелся домой. Всю обратную дорогу из головы не выходила госпожа Головина. Сергей понимал, что в данной ситуации он бессилен что-либо сделать, но это самое бессилие бесило и заводило его еще сильнее!
А ситуация и впрямь складывалась ужасающая. Как сказал бы покойный дед Тигран: «Либо плетнём придавит, либо корова обосрёт». В данный момент на далеком Кипре несчастную Самсут Матосовну окружали с одной стороны — киллеры, с другой — насильники. И, как бы это цинично ни звучало, при таких раскладах второй вариант смотрелся более предпочтительно…
Ларнака, Кипр, 14 июня, ночь
«…Только быстрее, только быстрее…» — как заклинание, твердила Самсут, глядя, как мелькают в окне машины все те же волшебные пейзажи, до которых ей теперь уже не было никакого дела. Хотя Самсут специально надела длинные брюки и рубашку с длинными рукавами, ссадины на ее руках были очень заметны. «Да бог с ними», — подумала она, пытаясь убрать видение гостиницы «Афродита», запечатленное ее последним брошенным на этот райский уголок взглядом. Увы, теперь даже пятизвездочная гостиница с ее синими балконами на белом фоне представлялась ей гулящей девкой с синими подглазинами, стоявшей у порочно белой стены.