Полуночная роза (Месть по-французски)
Шрифт:
— Я ваша пленница, а не служанка, — возмутилась Жизлен.
— Если вы предпочтете все время оставаться в постели, то и у меня может появиться соблазн присоединиться к вам. У меня есть и другие желания, которые вы можете удовлетворить.
Жизлен встала и отошла от него подальше.
— Отлично. Я уверен, что и вы с удовольствием выпьете кофе. И, судя по вчерашнему ужину, вы умеете творить чудеса из яиц. Я страшно голоден.
Блэкторн снова дразнил ее, и, к сожалению, не без успеха. Будь у нее хоть что-нибудь под рукой, она бы швырнула это в него не задумываясь.
Вероятно и он понял, что может заставить ее покориться. Быстро и решительно он пересек комнату, не дав ей убежать. Он не тронул ее, что само по себе было удивительно, — он старался коснуться ее при каждом удобном случае, — пробежать рукой по волосам, потрепать по щеке, взять за руку, напомнив ей, что она в плену. Он стоял совсем близко в расстегнутой рубашке, и она не могла решить, куда безопасней смотреть — на его наглое, но бесконечно привлекательное лицо или на обнаженную грудь, и выбрала наконец левое плечо.
— А почему бы нам не заключить временное перемирие, Жизлен? — неожиданно спросил Николас, и предложение его прозвучало вполне разумно. — Ну зачем вам опять со мной сражаться? Если вы меня выведете из себя, я просто-напросто привяжу вас к кровати. Вам это наверняка совсем не понравится, хотя меня, вероятно, развлечет… Может, нам стоит пожить один день в мире, прежде чем мы начнем снова воевать?
Жизлен подумала, не попросить ли его отпустить ее, но тут же отказалась от этой мысли. Он не тот человек, чтобы проявить милосердие, а гордость — единственное оружие, которое у нее осталось. Если она унизится, то останется совсем беззащитной.
— Чего вы от меня хотите? — спросила она, не желая идти на уступки. Он пожал плечами.
— Честное слово, не знаю, моя крошка. Может, я оставлю вас в покое, а может, и нет. Я еще не решил.
— И вы, значит, хотите, чтобы я вела себя как примерное дитя, пока вы будете думать, убить вам меня или нет?
— Вы не должны обижаться. Ведь вы первая, задумав убийство, испортили наши чудные отношения.
— У нас нет никаких отношений.
— О, вот тут я с вами не согласен. Отношения у нас как раз есть. Я пока только не знаю, какие. Так что вы сами решаете, Жизлен? Что у нас сегодня, день мира, или день войны?
Жизлен понимала, что уступить даже в такой малости, значит, сделать шаг к поражению. Но она тоже смертельно устала. Ее тело впервые за долгое время немного согрелось и отдохнуло, и близость другого человеческого существа заставила ее смягчиться. Если бы на его месте оказался сейчас кто угодно, она бы чувствовала то же самое.
— На один день, — сказала она, — и с одним условием.
Николас вздохнул и откинул со лба волосы.
— Так и думал, что вы поставите условие. Какое?
— Что вы не станете до меня дотрагиваться.
Его рот скривила насмешливая гримаса.
— Совсем?
— Совсем. Мне не нравится, когда меня трогают. Оставьте меня в покое на один день, и
— У вас нет ножа.
— Но если вы хотите, чтобы я вам готовила, мне он понадобится.
— Решено. Думаю, один день я смогу сдерживать мои животные инстинкты, — ответил он, наблюдая за ней из-под чуть приспущенных век. — Все женщины умеют лежать на спине и задирать юбки, но редкие из них умеют готовить.
— Вы обещаете?
— Обещаю, — он приблизился к ней на шаг, и был сейчас так близко, что она ощущала его тепло, и волнение, которое она испытала, говорило о том, что ему вовсе не обязательно касаться ее. — Мне очень интересно, моя птичка, почему вас совершенно не смущает то, что я намеренно груб с вами. Вы даже не краснеете. Я-то полагал, что годы, проведенные в монастыре, сделали из вас еще большую ханжу, чем моя сестрица Элин.
— Я никогда не была в монастыре.
Жизлен думала, что ее признание разозлит Блэкторна или хотя бы удивит, но он почему-то улыбнулся и ответил:
— Я знаю.
А потом повернулся и ушел, а ей оставалось лишь сожалеть, что в руке у нее не оказалось сейчас ножа. Немного успокоившись, она вспомнила о его обещании. У нее есть целый день, чтобы собраться с силами. Целый день, чтобы заставить его ей поверить. А потом, или она сумеет убежать, или он умрет.
«Господи, ну что за идиотское благородство», — думал Николас несколько часов спустя. — Он, наверное, был не в себе, когда решил увезти с собой Жизлен де Лориньи. Нет, дело, конечно, было не в алкоголе — скорее всего крысиный яд, попав в его организм, лишил его на время здравого смысла.
Нельзя, конечно, сказать, что прежде он жил, всегда руководствуясь лишь здравым смыслом. Джейсон Харгроув и его женушка — неопровержимое тому доказательство. Он должен был держаться подальше от Мелиссы с самого начала, зная, что за грубая скотина ее муж, и чувствуя, что она намеренно его провоцирует. Он же поддался минутному желанию, и будет теперь еще долго пожинать плоды своего легкомыслия.
Дальше он совершил еще две ошибки — увез свою мстительную пленницу с собой, да к тому же в Шотландию. Причем природа двух этих ошибок была одинакова. И то и другое показалось ему соблазнительным, хотя и не в привычном смысле этого слова. Он не лукавил, когда сказал Жизлен, что любая женщина способна удовлетворить его желания — ему было не столь уж важно, кто окажется с ним в постели, — лишь бы была здорова, и мало-мальски привлекательна.
К Жизлен его влекло так же, как влекло бы к любой красивой женщине. Но ее пылкость и отвага тронули его душу. Она стала ему не безразлична, и он нарушил правило, которому следовал неукоснительно — никогда и ни о ком, кроме себя, не заботиться.
То же относилось и к Шотландии. Он забыл, что любил эту страну с ее прозрачным воздухом, солнечным светом, запахом мокрой земли, не похожую на суетливый Лондон с его переполненным и салонами, где используют крепкие духи, чтобы перебить дух, исходящий от не слишком чистого тела. Он давно привык к людным сборищам, свыкся с этой жизнью.