Полуночный Прилив
Шрифт:
Фир поглядел на меч в своей руке. Опустил его. — Твои воины ждут, Тралл. Через два дня мы начнем марш к югу. На Летерас. — Отвернувшись, он зашагал прочь.
Тралл смотрел ему вслед. Потом перевел взор на реку. Несмотря на водовороты, омуты у камней и бухточки берега, река бежит, рабыня непреложных законов. Когда он опустил руку в воду, ладонь сразу онемела. — В конечном счете, Сирень, мы найдем свою цель.
Демон промолчал.
Тралл опустился на ближайший валун. Уронил голову на руки. Начал рыдать.
Через некоторое время демон подошел поближе. Затем на плечо воина опустилась
Глава 19
Неделимое во всех частях
Толстокожее нечто имеет пределы
Недоступные для часовых
Патрулей географии и
Случайных определений, но все же
Горы стерлись во прах
Угасли огни и потоки
Черное море песка
Полоса одиноких прогулок
Я бреду и срезаю углы
Между выводов — острых клыков
Все потеряно или забыло
В этой пыли, не знающей света
Мы сами уже не те
И уже нам не стать никогда
Молодыми побегами, соком
Свежей жизни, поднявшейся
На обломках исчезновений
(Это молодо, а это — старо)
Самовлюбленным блаженством
Но отсутствие света незримо
И крадется черный поток
Назревает желанным итогом
Не имеет значения место
Алогичное, без всякой связи
Струн и теней
Протянувших отсюда туда
Линии, швы
Отыскавшее это в том…
Отрывок из «Черных песков Времени»,
Коллекция сочинений Суицидальных Поэтов Даруджистана (под редакцией Хароака)
Труп около пирса был еле виден: бледная полоска, сопротивляющаяся накатам волн. Мелькнувшая рядом акула была из самых больших, каких видел Удинаас за время ожидания в гавани. Он сидел у самой воды, свесив ноги с мола.
Чайки и акулы — пир на все утро. Раб, словно зритель в театре, созерцал бесконечное представление Природы, и неумолимость спектакля доставляла ему странное удовольствие. Он был заинтересован. Должники. Те, кто дает в долг. Те и эти одинаково сладки для брюха падальщиков. Вещь, достойная удивления.
Удинаас знал, что скоро император позовет его. Армия перемещалась где-то в глубине суши, за разбитыми воротами Трейта. В городе остался большой гарнизон племени Меруде. Эдур пытались восстановить порядок и спокойствие. Прежнему вождю племени Ден-Рафа даровали титул губернатора. И не случайно подчиненные принадлежали к другому племени. За успехами всегда следует подозрительность.
Работа Ханнана Мосага. Император последнее время был… уязвим. Рассеян. Несчастен. Слишком часто в его очах проглядывало безумие.
Майен избила Пернатую Ведьму до бесчувствия, едва не доведя дело до убийства. В большом шатре, украденном из обоза батальона Холодной Глины и ставшим эдурским штабом, происходило насилие. Рабыни, пленницы. Может быть, Майен просто свершала с другими то, что Рулад свершил с ней? Если имеешь жалость, можно так подумать. Сотни знатных женщин вернулись от эдурских воинов в подчинение губернатора, и, похоже, многие несли во чревах будущих полукровок.
Вскоре губернатор начнет удовлетворять петиции от многочисленных гильдий и торговых союзов. Так образуется новый рисунок быта.
Конечно,
Самый странный слух: тюремный остров с фортом Вторая Дева успешно отразил эдурские атаки и еще держится. Среди полутысячи осужденных солдат оказался маг, некогда бывший достойным соперником самому Цеде. Вот почему армия Эдур остановилась лагерем здесь — они не хотят оставить за спиной живых врагов.
Удинаас знал, что все не так. Да, сзади могло происходить сопротивление, но император был к этому безразличен. И его флот еще покажется. Корабли Эдур контролировали море вплоть до южного города Шило.
Он подобрал ноги, встал, прошелся по длинному пирсу. Улицы тихи. Следы битвы — тела, ломаная мебель, битые горшки — были по большей части убраны; прошедший ночью дождик смыл кровавые потеки. Однако воздух все еще смердел дымом, здания были покрыты пятнами жирной копоти. Ни огонька в распахнутых окнах, выбитых ударом ноги дверях.
Он никогда не жаловал Трейт. Скопище бандитов, опустившихся нереков и фентов. Рыночные ларьки забиты некогда святыми иконами и реликвиями, предметами ритуального искусства, ставшими потехой для любопытных. Говорящие посохи вождей, сумки шаманов — целителей. Фентские «сундуки предков», в которых все еще лежат кости. Улицы около гавани забиты детьми нереков, продающими себя… И над всем этим — дымка некоей самоуспокоенности: таков извечный порядок мира, роли распределены так, как должно. Летерийцы повелевают, окруженные угодливыми недочеловеками, чьи культуры превратились в развлечение.
Вера в рок имеет вполне определенные последствия.
Но сюда прибыли дикари и установился новый порядок. Доказательство, что рок — это иллюзия. Город пребывал в шоке, хотя особо пронырливые купцы уже суетились, веря, что новые пути — это всего лишь хорошо забытые старые пути, что законы естества превосходят любой отдельный народ. В то же время они верили и в то, что никому не сравниться с летерийцем в игре богатств, и вскоре он победит — варвары обнаружат, что стали цивилизованными. Доказательство, что рок — отнюдь не иллюзия.
Удинаас гадал, не окажутся ли они правы. Ведь существуют смягчающие факторы. Жизненный срок Тисте Эдур необычайно долог. Их культура гибка, но имеет прочные корни. Консервативна. «Или так было. До Рулада. До того, как им овладел меч».
Через некоторое время он миновал ворота города и углубился в эдурский лагерь. Множество палаток, рассыпанных без ясного плана. Это не просто армия — это переселение целого народа. Способ жизни, к которому они не привыкли.
Периметр патрулировали призраки. Они не обращали на него внимания. Он давно не слышал Тлена, таящегося в тени дружка, но знал: тот не пропал. Залег, стережет свои тайны. Иногда он слышал отзвук его смеха, как будто издалека. Всякий раз в неподходящее время.