Полуночный Прилив
Шрифт:
— Первый Консорт, позвольте мне выразить сочувствие…
— Благодарю, — прервал его Турадал, — но не нужно. В королевской семье принц не был единственным безрассудным человеком. Моя дорогая королева — стоит ли говорить? — была первой среди призывающих к войне с Эдур. В конце концов, она воплотила в себе наглость ее народа…
— А это не ваш народ, Первый Консорт?
Улыбка придворного стала еще шире. — По большей части мою жизнь — здесь, во дворце — можно охарактеризовать как исполнение роли объективного наблюдателя политики государства, как и экономических процессов, от которых,
— И теперь вы оказались без роли.
— Я оказался еще более объективным в наблюдениях, финед, чем когда-либо раньше.
— До какого предела?
— Ну, в этом весь вопрос! Предела нет. Совсем нет. Я уже забыл вкус такой свободы. Вы уже поняли, что Тисте Эдур завоюют это королевство?
— Первый Консорт, наши силы до сих пор были раздроблены.
— Как и их силы, финед.
Брюс смотрел на стоявшего пред ним мужчину, удивляясь, что же такого в нем странного… выражение вялой индифферентности — или еще что-то?.. — Почему она желала войны, Турадал Бризед?
Тот подал плечами: — Мотивы летерийцев в конце концов сводятся к одному. Богатство. Военная провокация как приглашение. Приглашение как законная претензия. Претензия как судьба, как предопределение. — В его глазах заблестело что-то темное. — Судьба как победа, победа как завоевание, завоевание как богатство. Но во всей этой совершенной схеме вы не найдете упоминания о поражении. Все неудачи временны, их причины в мелких деталях. Измените мелочи — и в следующий раз победа будет за вами.
— Пока не случится так, что следующего раза не будет.
— И будущие ученые рассекут каждый миг нынешних дней, составляя списки деталей, характеристики, из которых нельзя будет извлечь ни одного вывода, угрожающего первичным предубеждениям. По сути это изысканная парадигма, идеальный механизм, обеспечивающий вечное выживание всей орды ужасных и грубых верований.
— Вы не кажетесь беспристрастным наблюдателем, Турадал Бризед.
— Вы знаете, как погибла Первая Империя, Брюс Беддикт? Я не имею в виду урезанные версии, которые вдалбливают учителя детишкам. Я имею в виду истину. Наши предки открыли дорогу собственному уничтожению. Цивилизация разорвала себя через вырвавшийся из-под контроля ритуал. Конечно, наша версия превращает тех, что пришли после, чтобы все очистить, в агрессоров, внешнюю силу, принесшую гибель империи. И здесь вторая истина: наши колонии не оказались изолированными от последствий того дикого ритуала. Хотя мы сумели вытеснить угрозу так далеко, как это возможно, в ледяные поля севера. Мы надеялись, что там ублюдки вымрут сами. Но они выжили. И теперь они возвращаются, Брюс Беддикт!
— Кто? Тисте Эдур? У нас с ними ничего общего…
— Нет, не Эдур, хотя многое в их истории — особенно пути колдовства — связаны с чередой несчастий, что пали на Первую Империю. Нет, финед, я говорил об их союзниках, дикарях с ледяных пустошей, Жекках.
— Интересная история, — произнес Брюс миг спустя, — но, боюсь, я не понял ее значения.
— Я предлагал объяснение, финед, — сказал Первый
— Чему?
— Неминуемой неудаче моего объективизма, — бросил тот, не оборачиваясь.
Приблизившись к воротам, Мороч Неват осадил взмыленного коня. Обе стороны дороги были опустошены: на месте беспорядочного скопища лачуг и хижин виднелись лишь грязь, черепки и обломки досок. Все, что осталось от множества строений, прижавшихся к городской стене в описках защиты — темные пятна.
Толпы беженцев вдоль тракта поредели — Мороч обогнал основные группы. Он замечал среди них дезертиров и боролся с побуждением свершить над трусами немедленный суд; но для этого найдется время и после. Ворота впереди были открыты, на страже стоял взвод из Купеческого батальона.
Мороч натянул удила. — К закату дорога будет запружена, — сказал он. — Вам нужно не меньше четырех взводов, чтобы справиться с потоком.
Сержант скривился: — А ты кто таков, во имя Странника?
— Еще один дезертир, — бросил другой солдат.
Форма Мороча покрылась пятнами засохшей крови и пылью. На щеках отросла щетина, волосы лежали в полном беспорядке. И все равно он гневно уставился на сержанта, поражаясь, что его не узнали. Зубы оскалились: — Да, там будут дезертиры. Их надо отвести в сторону, а всех пригодных среди беженцев поверстать в солдаты. Сержант, я финед Мороч Неват. Я вел выживших от Высокого Форта к Отрубной крепости, где передал их в батальон Ремесленников. Сейчас направляюсь с рапортом к Преде.
Внезапно появившееся на лицах почтение его порадовало.
Сержант отдал честь. — Так это верно, господин? Принц и королева — пленники Эдур?
— Чудо, что они вообще уцелели.
Сержант постарался скрыть странное выражение, мелькнувшее на его лице, но Неват понял. «Почему ты не пал, защищая их, финед? Сбежал, как и все…»
— Мы вернем их, господин, — сказал сержант, чуть подумав.
— Пошлите за помощью, — сказал Мороч, ударив коня шпорами. «Вы правы. Я должен был умереть. Но ведь вас там не было, так?»
Он въехал в город.
Поборник Ормли и Главный Следователь Ракет сидели на ступенях здания Гильдии Крысоловов, попивая из одной бутылки. Увидев подходящего Багга, оба скривились.
— Мы знаем о тебе все, — сказала Ракет. Усмехнувшись, она многозначительно замолчала.
— Отлично, — отозвался Багг. — Какое облегчение. Что нового от агентов в оккупированных городах?
— О, — сказал Ормли, — и мы откроем тебе все разведданные просто потому, что ты попросил?
— Почему бы нет?
— Он в чем-то прав, хотя и ублюдок, — сказала Поборнику Ракет.
Тот посмотрел недоуменно: — Нет! Тебя же били, разве не так? Теол и его слуга — оба!
— Не глупи. Это есть в контракте. Мы делимся сведениями…
— Отлично, но что нам дал он? Ничего. Ждущий. Чего он ждет? Вот что хотелось бы узнать.
— Ты пьян.
Багг вмешался: — Вы ничего не слышали?
— Конечно, слышали! — фыркнул Ормли. — Воцарился мир. Снова открылись магазины. Монеты катятся, морские пути свободны.