Полуостров загадок

Болдырев Виктор Николаевич

— В толк не возьму, почему старый лис так быстро согласился? — недоумевал на обратном пути Костя.

— Еще бы не согласиться: такие деньги с неба валятся и продуктов хватит для всех диких стойбищ Пустолежащей земли.

— В кон ему ударили… — хмуро посетовал Костя, — власть его укрепляем…

Гырюлькай просто не поверил известию о благополучном завершении переговоров.

— Как? Живых оленей продавать согласился? — удивлялся он. — Половину богатства отдает.

Геутваль заметила, что тут что то нечисто: Тальвавтын неспроста так быстро согласился продать оленей — хитрит, как старая Лисица!

И все таки спокойнее стало на душе. Вечером собрались в пологе Гырюлькая. Было уютно и тепло. Эйгели и Ранавиаут накрыли чайный столик. Теперь у них был целый сервиз, который мы с Костей преподнесли женщинам из посудного отдела своей передвижной фактории.

За чаем я торжественно объявил нашим друзьям, что отныне они пастухи перегонной бригады Дальнего строительства, Гырюлькай — бригадир, а Эйгели — чум работница. Каждый месяц они будут получать хорошую зарплату и покупать любые продукты, какие хотят.

Долго мы с Костей растолковывали, что такое зарплата и сколько товаров можно купить на эти деньги.

Гырюлькай восхищенно цокал, Эйгели прыскала, удивляясь, за что она будет получать деньги — ведь всю жизнь починяла одежду Гырюлькаю и своим детям даром. Тынетэгин и Геутваль Слушали нас как завороженные.

Геутваль порывисто поднялась на колени, откинула керкер (в пологе было жарко) и, протянув обнаженную руку к светильнику, воскликнула:

— Мы будем сами себе люди, никогда не вернемся к Тальвавтыну и будем всегда кочевать с тобой, да?!

Глаза её блестели. Пылкая ее душа не знала покоя. Тынетэгин подался вперед. Лицо его покрылось пятнами. Костя сидел притихший И молчаливей, поглядывая с нескрываемым восхищением на Геутваль.

С распущенными волосами, черными и блестящими, девушка походила на языческую богиню, жрицу дикого, неизвестного племени…

Утром приехал Вельвель. Тальвавтын выполнил обещание и прислал его к нам пастухом. Вельвель привез ГЫрюлькаю дощечку с иероглифами — коротким распоряжением перегонять табун к Белой сопке и там ждать подхода остальных табунов.

Я попросил у Гырюлькая «говорящую дощечку». Так я начал собирать уникальную коллекцию идеографического письма Пустолежащей земли, взбудоражившую впоследствии университетских языковедов…

Несколько дней мы продвигались с табуном и со всем своим караваном вниз по Белой долине, забираясь дальше и дальше в глубь Пустолежащей земли.

Костя ехал задумчивый и хмурый — Заманивает нас старый плут в ловушку… Сами лезем в капкан.

Но я не видел опасности. Ведь Тальвавтын согласился продать нам оленей и, видно, решил честно выполнить свое обещание.

— Посуди сам, — говорил я Косте, — зачем ему расставлять какие-то ловушки? Ведь расправиться с нами он мог уже давно. Да и сделка чертовски выгодна для него: получает в собственность и законным путем целый «универсальный магазин» с товарами.

Но Костя молчал, нахмурившись.

Только на третьи сутки мы подошли к Белой сопке с плоской, как стол, вершиной. На снежных ее склонах чернели мохнатые от древесных лишайников, узловатые лиственницы. На речных террасах поднимались более стройные деревья. Граница леса частоколом перегораживала Белую долину.

Ох и обрадовались мы лесу после бесконечных скитаний в лабиринтах голых, безжизненных сопок, закованных в снежный панцирь! Яранги поставили на опушке среди лиственниц, утоптали площадку, накололи дров из сухостоя, и сразу лагерь принял обжитой вид. Костя расположил нарты с грузом квадратом вокруг лагеря, оставив лишь узкий проход к ярангам. Получилась маленькая крепость среди снежной тайги.

Время подгоняло: через неделю к границе леса прикочует Тальвавтын с табунами. Надо успеть срубить, как договорились, кораль.

Место для изгороди выбирали всей бригадой. На плоской террасе среди лиственниц нашли просторную опушку. Долго бродили с Костей по снегу, считая шаги. И наконец составили план кораля. Конструкцию его упростили — ведь рук для строительства не хватало.

Костя принес из наших неистощимых запасов новенькие топоры на длинных изогнутых ручках и ручную пилу. Работа закипела.

К сумеркам уложили длинные завалы крыльев. Они суживались воронкой к входу в будущий вспомогательный загон. Усталые и довольные возвращались мы в лагерь.

— Больно хорошо пастухом у тебя работать, — вдруг сказала мне Геутваль, поправляя выбившиеся из под малахая волосы.

— Ты работаешь не у него, — рассмеялся Костя, — а в Дальстрое, понимаешь, в Дальстрое…

Гырюлькай шел, поглаживая блестящее лезвие топора.

— Очень нужный, хороший топор!

Приятно было растянуться в теплом полосе, пить горячий чай, уплетать сочную вареную оленину. Все были в приподнятом настроении. Женщины, весело переговариваясь, суетились у чайного столика. Гырюлькай и Илья мирно покуривали прокопченные трубки.

На душе у меня было легко и радостно: шаг за шагом мы подвигались к своей цели.

Я спросил Костю, что такое счастье.

— Кто… кто его знает… — рассеянно ответил он, пробудившись от раздумий.

— Хочешь, выдам самое точное, самое верное определение…

— Ну выкладывай!

— Счастье, старина, — в достигнутой благородной цели!

Костя обалдело уставился на меня и вдруг, смутившись, отвел в сторону глаза…

Пять суток, почти не выпуская из рук топоров, рубим и рубим лиственницы. Жерди приколачиваем прямо к стволам деревьев. Особенно пригодились нам строительные железные скобы. Целый мешок их подарил нам Федорыч. В Чауне, прослышав, что собираемся строить кораль в центре Чукотки. К концу недели, совершенно выбившись из сил, окончили хитроумное сооружение и были готовы принять табуны Тальвавтына…