Полупрозрачная

Покровская Вероника

Жорик направился через коридор и попутно заглянул в спальню, где жена укладывала спать Ренату.

Просунув голову в дверь, он прошептал:

– Я в баню.

Ответа Ангелины я не расслышал. По глухому звуку захлопнувшейся двери стало понятно, что Жорик вышел из дома. Денис торопливо встал и попытался меня расшевелить.

– Альба, в баню пошли! – сказал он строгим тоном, кивая на дверь.

Его глаза выражали возмущение. Я смотрел на брата умиротворённо. Спортивный костюм на нём выносился со временем и сидел небрежно.

Вроде бы он был в брюках и в свитере… Когда успел переодеться? Я даже не заметил.

– Да-да, сейчас пойду, – ответил я спокойно.

Денис раздосадованно махнул рукой, недоверчиво посмотрел на меня и вышел. Раздался звук закрывшейся двери.

Я продолжал сидеть на диване, так и не переодевшись, и медленно рассматривал комнату, которую заполнял шум включённого телевизора. Всё в ней было по-прежнему, даже занавески на окнах остались те же. Хрустальные вазы на серванте – их покупала ещё наша мать, простаивая в длинных очередях, – освещённые светом от люстр, переливались всеми цветами радуги. Комнатные цветы на подоконнике не увяли: видимо, Денис не забывал их поливать.

Мой взгляд упал на свет, падающий в тёмный коридор из полуоткрытой двери спальни, где была Ангелина. Полоска света меня манила, но некая робость всё-таки сдерживала. В доме мы остались с Ангелиной вдвоём, не считая спящего ребёнка. Вроде наступил удобный момент – надо воспользоваться им. Мне очень хотелось поговорить с Ангелиной. Я в нерешительности поднялся с дивана и направился в комнату. Возле двери мы внезапно столкнулись и испуганно посмотрели друг на друга. Ангелина растерялась. В течение нескольких секунд мы стояли неподвижно. Она в порыве прильнула ко мне. Я неловко и робко обнял её.

Прижав лицо к моей груди, Ангелина прошептала:

– Мне кажется, она преследует меня. Я это чувствую и боюсь.

С полузакрытыми глазами я молча продолжал держать рыжую красавицу в своих объятиях, невольно вдыхая запах её волос. Еле смог сдержать вспыхнувшее желание поцеловать её: ещё помнил, как пахли тёмные волосы Серафимы, всегда напоминавшие осенний запах опавшей листвы. Вдруг я внезапно осознал, что близкие нам люди, покинувшие этот мир, оставляют после себя запах, свойственный только им. Я это хорошо помню: после смерти нашей матери в доме так долго ею пахло.

Неведомо откуда потянуло запахом опавших осенних листьев, и мне почудилось, что рядом со мной Серафима. Я невольно сильнее прижал к себе Ангелину.

Она ещё более жалостливо спросила:

– А к тебе она является?

– Нет, – ответил я как-то отстранённо.

Внезапно меня ошарашило: «Ведь я не переоделся! Сейчас мой свитер пахнет зоной!» От этой мысли мне стало неловко, и я тут же рукой отстранил от себя Ангелину.

– Ты чего, Альберт? – вырвалось у неё.

– Прости, я не хотел.

Успокоившись, я подошёл к ней поближе и приобнял за плечи.

– Я понимаю тебя, – сказала она. – Ведь

мне не с кем об этом говорить. Никто не поймёт, да и вряд ли поверит. Подумают, что сумасшедшая. И всё-таки она к тебе не является. Я её тоже больше не видела, только чувствую иногда присутствие…

Я тяжело вздохнул:

– Мы поговорим ещё об этом. Сейчас мне нужно расслабиться. Я к ребятам в баню пойду.

– В баню? Ну да, там тебе с ними будет весело, – проговорила она, продолжая изучать моё лицо.

– Только помоги мне разобраться с одеждой. Надо переодеться после бани.

В ответ на мою просьбу Ангелина покорно улыбнулась:

– Не беспокойся, в баню иди!

Я направился к двери, но в нерешительности застыл на месте, стоя спиной к Ангелине:

– У вас очень красивая дочь.

– Да иди ты в баню уже! – воскликнула она резко. – Сам же сказал: поговорить обо всём успеем ещё.

Действительно, надо поторопиться к ребятам, но что-то меня удерживало возле Ангелины.

– Тише ты, ребёнка разбудишь, – ответил я и, чтобы больше не испытывать судьбу, решительно направился к выходу.

Я не сразу нашёл, во что мне обуться. Когда вдруг на обувной полочке, которую когда-то сам смастерил, обнаружил старые мамины резиновые калоши, с неподдельной радостью влез в них.

– То, что надо! Как раз по погоде! – воскликнул я, испытывая восторг. Здорово, когда в родном доме каждый предмет так трогает.

Я вышел во двор. Вечерело. Осеннее небо заволокло мрачными тучами. Я направился через сад в сторону бани, которая находилась за гаражом. Мои ноги утопали в опавшей листве, а лёгкие вдыхали приятный аромат дыма растопленных в печи бани берёзовых дров. Душа моя замирала от радости ощущения свободы.

Шумно притопывая ногами, я вошёл в предбанник, приложил слегка озябшие руки к тёплой бревенчатой стене. До сих пор не сомневаюсь, что самая лучшая на свете баня – русская баня, которая топится по-чёрному.

Ребята моментально среагировали на шум, и раздались призывы:

– Альба, чё так долго? Давай заходи сюда!

Я немного подождал, затем быстро скинул всю одежду и кучей бросил её на скамейку. Голый, на секунду остановившись у высокого порога, настроился на какие-нибудь пошлые шутки. Вдохнув глубоко воздух, с трудом распахнул двери: от влажности они разбухли.

К моему удивлению, ребята, сидя на полке, молча поглядели то на меня, то друг на друга. И продолжили поочередно неистово тереть мочалкой и без того красные спины. Горячий влажный воздух с горьковатым привкусом дыма приятно окутал меня. Глаза почувствовали раздражение, ведь берёзовые дрова содержат дёготь. Такой горячий, стерильный воздух в парилке мне сейчас был необходим как никогда.

– Протопилась она у вас капитально! – воскликнул я.

– Приготовься, парку ещё поддадим! – ответил Жорик, слезая с полки и хватая ковшик с водой.