Полураспад
Шрифт:
– А есть просто поклепы, за которые сегодня, конечно, должно быть стыдно, - докладывала Шура.
– Например, письмо в газету: "Мы, вся наша семья такая-то такая-то, поддерживаем справедливый суд над бандой меньшевиков!" Так вот, пришел сын этого дядьки, весь в бороде, говорит: любые деньги, только вырежьте эту заметку... В других местах, в библиотеках, он уже договорился.
– Девочка, но это же преступление!
Шура Попова изумленно смотрела на Муравьеву, вся в веснушках, рыжая и смешная от волнения.
–
– И глаза ее налились слезами.
– Нет-нет! Так все равно нельзя, - бормотала Муравьева, гладя ее по голове.
– Я поговорю с Белендеевым, может, он даст денег.
– А Бронислава говорит: у него как раз нельзя брать. Он американец, могут и это к делу подшить!
– Хорошо, хорошо. Найдем в другом месте. Вот вурдалаки!
– неожиданно процедила Анна Константиновна.
– Довели Академгородок, ни у кого ни копейки...
К старшему лаборанту Нехаеву пришел профессор Марданов, оглянулся на дверь и, буркнув свое неизменное: "Проклятье!", достал из кейса пачку сторублевок, обвязанную розовой тонкой резинкой.
– Для адвоката, для хищника, передайте...
Нехаев сделал вид, что хочет что-то сказать... На самом деле он не знал, можно ли принять у Марданова деньги...
– Спа-асибо, Вадим Вла-адимирович, - наконец проговорил Нехаев и, положив деньги в непрозрачный пакет, поехал к Брониславе.
Узнав от кого, Бронислава кивнула и деньги приняла:
– Все-таки этот наш... русский...
Наконец, из Москвы вернулся Марьясов, и академик Кунцев пришел к своему коллеге.
Он был, конечно, осведомлен, что Юрий Юрьевич не подписал, как и сам Кунцев, коллективное письмо академиков, но тем не менее (а может, это и важнее!) отослал в ФСБ по поводу действий Левушкина-Александрова заключение: они не представляют собой криминала.
Сам Кунцев вчера также решился на подвиг - на давний запрос ответил в органы безопасности положительной характеристикой своего сотрудника.
И сегодня пришел к Юрию Юрьевичу, чтобы между делом рассказать об этом, а также поблагодарить, разумеется, за поддержку Алексея Александровича.
Марьясов, побывав в Москве, конечно, кое-что узнал, но говорил с Кунцевым мягко и запутанно...
– В общем, все так...
– Да, ситуасия.
И все же, пока они сидели, смакуя кофе и болтая о длине юбок своих секретарш (причем Кунцев похвалил секретаршу Марьясова, а Марьясов секретаршу Кунцева), Кунцев выяснил следующее.
Если в перечне закрытых тем значится общая формулировка "Моделирование воздействия космической среды на космические объекты", то ИМ не докажешь, что Алексей Александрович занимался чем-то иным. Грубо говоря, если он китайцам подарил не сто яблок, а два яблока, то все равно это
С другой стороны, думая уже о предстоящем суде, из закрытого города создатели спутников прислали еще одно письмо, теперь уже на имя Марьясова для зачтения на процессе (уж директора-то Института физики должны туда пустить!), где еще раз напомнили, что в перечне ОТКРЫТЫХ публикаций на эту тему числятся 37 наименований! "Таежным механикам" нельзя не верить: они и были заказчиками работ по электризации спутников и сами устанавливали грифы закрытия.
Марьясов подарил Кунцеву копию этого заключения.
– Главный вывод: представленные в контракте характеристики установки и ее составляющих элементов не являются секретными и не содержат технологий ноу-хау.
– Да, да... Если можно продать китайсам, почему не продать? Они купят у американсев, а мы так и будем сидеть в дерьме, - прошелестел Кунцев.
Но кто бы что ни писал сейчас, оставалось ясным одно: региональное управление ФСБ, ознакомившись с экспертными заключениями, оправдывающими действия Левушкина-Александрова, имеет также иные, вполне авторитетные заключения, на основании которых ученый и взят под стражу.
Насчет одного из этих злополучных заключений подозрение имелось. У обоих академиков отношение к университету давно было тяжелым. С отъездом Соболева там начались мрак и гниение. Бывшие физические лаборатории соединяли и снова делили. Несколько диссертаций не утвердил ВАК - такого позора прежде не бывало.
– Почему они киксанули?
– двигал всеми своими медными морщинами на лице Марьясов.
– Надо бы поговорить с ними.
– Я говорил с Орловым, - сказал Кунцев.
– Ну как?
– Уходит от разговора.
Марьясов подумал, усмехнулся и набрал телефонный номер:
– Николай Николаевич, как твоя докторская? Не пора ли уж заканчивать да защищать?.. А пока что загляни к мне, есть пара вопросов...
– Положив трубку, подмигнул.
– Сейчас старый сибиряк притопает. Неужто у этого медведя случилась медвежья болезнь? Чтобы не трясся, оставьте нас одних.
– Да, пойду, - Кунцев поднялся.
– Ну и ситуасия... А как же презумсия?.. Н-да. Если правда университет подгадил, то кто же второй институт? Может, москвичи? Им-то нас не жалко.
– Скоро узнаем. Как только передадут читать тома дела Алексею Александровичу. Меня интересует другое - почему?! Кому этот бледный ангел помешал?
– Вы сказали "тома". Там что, действительно тома?
– испуганно ахнул старик-биофизик.
– Пять томов! Но там же, Иван Иосифович, вся шелуха собрана: протоколы обысков, допросов... Ну и то, что нас интересует, - заключения темных сил...
И пришел Николай Николаевич Орлов к Юрию Юрьевичу Марьясову.
И обнялись старые приятели, оба заядлые охотники и рыбаки.