Полураспад
Шрифт:
– Богатый - это хорошо...
– задумчиво посмотрела на него Анна.
– И что, ты прилетел деньги раздавать? Покраснел-то, покраснел!.. До четырехсот ангстрем.
– Белендеев, конечно, помнил: это любимая шутка Бузукина. 400 ангстрем - длина волны света, соответствующего красному закату.
– Если ты богат, как Гейтс, конечно... Но что-то я не слышала о втором мультимиллиардере...
Белендеев погасил улыбку и рассказал, что у него в Штатах есть лаборатория, фирма, он действительно не беден - что-то изобрел уже там.
"А
– подумала Анна.
– Всегда был талантлив, особенно в электронике..."
– Еще могу сказать, что некий могучий фонд обещал поддержать, если я создам новый Лос-Аламос или Кавендиш... В мирных целях, конечно... Ну я условно...
– Врешь ведь!
Белендеев, зажмурившись, покачал головой.
Кто знает, может, и не блефовал.
– Ну а ко мне-то зачем?
– спокойно спросила Анна.
– Ты же знаешь, я никуда не поеду... Ни за какие конфетки.
– И даже если конфетки сладкие?
– зажурчал тихим смехом Белендеев. Ребенку твоему бы "пондравилось".
– Нет, Миша, правда, не по адресу. Иди к начальству. Хотя...
Нынче никто никого не спрашивает. Это было ясно обоим. Захочет поехать юноша - скатертью дорога. И ни директор Института физики Марьясов, ни директор Института биофизики Кунцев никого не удержат.
– КПСС нету, - еще ласковее журчал Миша.
– КГБ нету. Ты здесь для всех нас, как мать-хранительница очага... Твоя рекомендация...
Ах, вот оно что! Лезет иголкой прямо в нерв. Имеет в виду, разумеется, что вдова гениального Григория Бузукина пользуется непререкаемым авторитетом среди ученых среднего поколения. Во-первых, сама не дура, во-вторых, в партии не состояла, упряма и самостоятельна во всем, что, несомненно, вызывает восхищение у желторотой молодежи.
Это ведь она еще во времена СССР, беременная, располневшая, просидела долгую ледяную осень в тонкой палатке на берегу таежного озера с карстовыми пещерами, ожидая появления оттуда "сибирской Несси", красноглазого ящера, предсказанного безумным старичком академиком Ивановым-Зайончковским. И это она спустила с лестницы очередного товарища из парткома, явившегося увещевать ее за аморальный образ жизни: взялась-де отнимать Газеева у его смуглой красавицы-жены. А тот прятался потом от них обеих в подвалах Института биофизики... Это счастье, что Анечку, брошенную, с ребенком, взял в жены Григорий Бузукин... Только жаль, недолог был счастливый союз - вечно хохочущий, белозубый Григорий умер от инфаркта... Прилег, улыбаясь, и ушел...
В тот год Мишка-Солнце уже работал в Канаде, но ему все подробно описали. Он послал телеграмму с соболезнованием, которая не дошла... Он звонил, а сибирская телефонистка сказала, что АТС Академгородка временно не работает... Но изменились, слава Богу, времена. Свобода. Так чего бы Анне Муравьевой не уехать в Штаты?
– Нет, милый мой. Я уже старуха и этим горжусь.
– В сорок лет?
– В Сибири год идет за полтора. Хочешь кофе?
–
– До... до половины восьмого... Вот, сейчас как раз половина восьмого. Можно.
– Ты все такой же, Миша.
Анна быстро намешала растворимого кофе в чашки, нарезала сыра и колбасы, открыла баночку маслин. И, вздохнув, сказала:
– Хорошо. Записывай. Вот кого надо спасать. Раз ты у нас такой богатый.
– И начала перечислять фамилии молодых физиков и биофизиков, оказавшихся без работы...
А профессор Белендеев, достав блокнот, не чинясь, аккуратным почерком записывал...
Через час он поблагодарит Анну и протянет сотенную американскую бумажку. Анна усмехнется и вернет ее.
С улыбкой японца Мишка-Солнце протянет ей две бумажки по сто долларов. Муравьева вернет и их.
Хохоча, Мишка-Солнце протянет ей пачку банкнот. Анна скажет:
– Русские женщины не продаются.
И, так пошучивая, они расстанутся...
8
– Сынок, ты куда?
– окликнула мать сына, механически прошагавшего мимо нужной двери на чужой этаж.
– Мы пришли.
– И постучала кулачком в дверь она не любила звонки.
И в эту минуту в кармане кожаной куртки у Алексея запиликал сотовый телефончик - единственная уступка от дирекции Института биофизики ему, доктору наук.
– Мам, извини.
– Алексей отвернулся.
– Внимательно слушаю.
– Алексей Александрович, - звонко произнесла Кира, секретарша директора Института физики академика Марьясова, - тут у нас гости... Про вас спрашивают.
– Кто?
– Профессор... Ой!
– Ей не давали говорить. Слышался смех.
– Он теперь... руководитель...
– Ну кто, кто?
В трубке зашуршало, и мягкий картавый голосок спел:
– Над Канадой небо синее... Только все же не Россия...
А, это Мишка-Солнце явился со своей новой родины, всегда что-то знающий, чего другие не знают.
– Когда появишься, родной? Уж и на работу пора.
Странно, Алексей никогда не был с этим господином на "ты". В знаменитые годы расцвета Академгородка Левушкин-Александров, в лучшем случае как один из перспективных молодых ученых сиживал у "стариков" на таинственных семинарах, слушая относительно безумные теории, так называемую мозговую атаку корифеев. Всё миновало. Что теперь-то понадобилось заграничному гостю?
– Посидим, погуторим, - ласковой скороговоркой продолжал Белендеев. Я в Доме очень ученых, в гостиничке. Могу и в ресторане внизу подождать. Это раньше у дворян называлось второй завтрак. Давай через полчаса?
Отказать бы совсем, но Левушкин-Александров, запинаясь, ответил:
– А если попозже? У меня всякие обстоятельства...
Черт его знает, может, на ловца и зверь бежит.
Ну где же сестра? Уже на работу убежала? Наконец, с той стороны двери защелкал, завозился ключ в разболтанном замке.