Полузвери
Шрифт:
— Ну, раз ты напрямую хочешь, без обходных путей… Пришла взять свое.
— И что же?
Я шагнула к нему и обняла за шею, прямо поверх рук призрачного Вилли. Только голову положила на другое плечо. Парис дернулся — то ли от неожиданности, то ли от неприятия, но я не отцепилась:
— Стой ровно. И столько, сколько мне будет нужно. Стерпишь, Великий наш, не сахарный.
Стало так хорошо, что захотелось заснуть. И стало плевать, что обнимала я истукана, а не человека, настолько Парис задеревенел от напряжения. Только минуту спустя,
— Ты еще пожалеешь, гадкая некромантка, и выходка тебе дорого обойдется.
— Страшно-то как… я правда хочу есть и пить, угости хоть чаем, не будь злым.
— Уговорила. Отодвигайся давай.
Я улыбнулась — а сам никак, выходит. Хлестануть грубостью на искреннее объятие у него совести не хватило. Я сделала шаг назад, а Парис демонстративно отряхнул с себя несуществующие следы. Покривился лицом, показал мне всю возможную гадливость, но я уже не поверила. Не тот был тон в голосе, и его «пожалеешь» походило не на угрозу, а предупреждение — привязанность, это всегда то, что «дорого обходится».
Глава двадцать седьмая
— Что?!
— Не рявкай, разбудишь. Мотай к своей бабке, потом вернешься и заберешь дуру.
Я потратила много душевных сил, телесные давно восстановились. И после двух чашек чая просто отключилась на диване в морской комнате, без разрешения хозяина — можно или нельзя. Но разбудил меня возглас Яна. Я тут же вскочила, протерла глаза и вышла в общий холл-коридор:
— Ты к Хельге? Ян, а можно с тобой?
Тот хрипнул, рванул на меня и схватил обеими руками за горло. Железная хватка! Не придушил, но стал трясти, будто я погремушка, из которой нужно выжать весь «гром».
— Мы зачем вас спрятали?! Зачем из домов увезли?! Чтобы один дурак и вторая дебилка среди бела дня на слитый адрес поехали?! Я тебе шею сейчас сломаю, Пигалица, чтобы ты паралитиком неделю лежала, залечивалась, и думала над ошибками!
— Сломаешь — убьешь, регенерат такое не лечит…
— Выпорю! Отпуск возьму и буду по жопе бить каждый раз, как заживешь! Пока мозги на место не встанут! Как вы додумались? Что там забыли?
Парис встрял:
— Остынь. Новости и новости, все обошлось, а я забрал все, что у сектантов было — ключи, телефоны, удостоверения личности. — Он подопнул сумку на полу коридора. Как раз ту, куда собирались фото складывать. — Телефоны я все разобрал, навигационные маячки выбросил еще там, а остальное — твоя работа. Одежду извращенца не трогал, но все ценное тоже здесь, в куче. Отпечатки стер.
Я почувствовала, что вот-вот затошнит:
— Прости, Ян. Дура, да, забылась и просчиталась, думала — Варита так незначительна, что секта не будет тратить силы на…
Он отпустил, но все еще подрагивал от гнева. Обернулся на Париса:
— Не ступил Нулю позвонить с докладом?
— Нет, конечно. Да и тебя дождался, чтобы не по телефону
— Твою ж Праматерь…
Ян глубоко вдохнул и выдохнул. Обманулась, что уже успокоился, но он внезапно схватил меня повыше локтя, развернул и больно, как плоской доской с размаху, ударил по заду.
— Ян, не оборзел так воспитывать? — Унизительный шлепок отдался чувством обиды. — Ты Нольду наверняка ровесник, так что я старше, и морального права…
— Старше? Да тебе по мозгам меньше тринадцати! Хоть так здравый смысл обратно вобью! — Выдохнул. — Пошли к Хельге, и рассказывай подробно, по минутам, что точно там произошло?
Мысленно, обещала припомнить, но не могла не признать, что гнев Яна оправдан. Пока спускались на лифте и шли до другой высотки района, я пересказала детально, насколько смогла.
— Не сплоховал, боец… двоих насмерть приложил. Все равно — дурак. Завтра воплотится, я и ему по жопе врежу, пока та голая. Чтоб сразу до головы, без посредников!
— А к Один по какому делу идем?
— Не знаю. Вызвонила «на семейный обед», а мне ей отказывать нельзя — у нас соглашение. Если зовет, обязан. И плевать, чем занят. Должен быть в другом месте, свидетелей опрашивать, точно уволят с черным билетом. Да, гори оно все…
— Не кипятись ты так.
Ян зыркнул, но, похоже, и правда перегорал. Стал говорить спокойнее:
— Нулю я сам расскажу, как будет подходящее время. Его не дергай, и не вызванивай.
У Хельги все открыто — прошли свободно, поднялись тоже, и в дверь без стука. Ян снял свой служебный пиджак, перекинув через руку, проверил воротник рубашки, чистоту туфель, тихо и недовольно пояснив:
— Сейчас увидишь, как меня тут воспитывать будут… позлорадствуешь.
Едва зашли в пустую столовую, с уже накрыты на две персоны столом, Хельга рявкнула:
— Опоздал! Да еще и пришел не один!
— Ты написала «семейный», и про то, что нельзя компанией — ни слова. Так что, госпожа прабабка, претензия мимо. Опоздал, потому что Еву надо было забрать.
Старуха недовольно нажала кнопку на стационаре, и если в прошлые разы я видела это без команд на динамик, то в этот раз та процедила:
— Повторить.
Есть я хотела неимоверно.
— Здравствуйте, госпожа Один.
— Здравствуй. Прощаю, Ян. Ева в курсе дела, так что разговору в этом случае не помешает. Умойтесь, а то у одного рожа злая, у второй заспанная.
Ничего больше в плане замечаний я не услышала. Ян, кажется, привык к другому обращению и было заметно, как он все больше и больше с вопросом смотрел на старуху. Мы уже съели обед в молчании, как он не выдержал:
— Не узнаю тебя. Что-то настолько серьезное? Я тут уже двадцать минут, а оба уха на месте, ни разу не рванулась открутить за то, что сижу неровно и ем быстро… госпожа прабабка?
— Прекрати меня так называть. Бесит.
— Я знаю. Это тактика такая, меньше вызывать будешь, чтобы едкого отпрыска не терпеть. Так что случилось?