Полузвери
Шрифт:
Ян вызвался отвезти Троицу и Вилли. А я попросила Нольда заехать в корпус, забрать оттуда уже до конца все вещи — не набегаюсь на два дома со сменой одежды и не придется тратить лишнее время перед практикой.
Едва выбрав нужный маршрут и пристроившись в ряд, Нольд спросил:
— Что тебе сказал Парис? Если тайна не касается третьего, и ты не давала слова ее хранить, ты должна мне рассказать. Секретов между нами нет и не будет. Говори.
От налета приказа я немного поморщилась, и уточнила:
— А что ты сделаешь, если я говорить не буду?
— Укушу, а потом на весь день обижусь. — И улыбнулся так, что сгладил всю жесткость. — Выжду, когда ты будешь готова сказать. Но я хочу
— Это было похоже на извинение за то, что с порога плохо встретил. Признал, что погорячился.
— И все? Его реакция вообще странная, не могу понять. Поговорю с ним лично, как найду время.
— Нольд, после корпуса рассчитай время — или успеем забросить вещи домой, или нет, но к полуночи нужно на мост-паутину. У меня сегодня снова свидание.
Глава четвертая
Фортен пришел пешком, скорее всего высадившись не рядом, а где-то. Мы увидели его приметную фигуру издалека, и шел он без всякой боязни как к обычным неприятностям ночного города, так и к возможным патрулям. Или защиту имел, или был бесстрашным, но не исключено что территория вокруг обложена его друзьями для подстраховки.
Нольд в машине не остался, но и со мной не пошел. Один-на-один — против условия приватности разговора не спорил. Я раскурила табачную палочку, едва шагнула на мост, и сошлась с красивым «князем степей» на терпимое расстояние.
— Здравствуй, Ева. Так кто был восточником из твоих родителей — мать или отец?
— Мать.
— Это многое объясняет. Так что, новости?
Я пересказала всю историю Ивара с ДТП и травмой, как итог — скорой и Инквизом, отметила, что с ним говорила лично. При слове «доказательства», выдала:
— Он просил передать: «домысел-вымысел», и что «он не сомневался».
Фортен улыбнулся:
— Да, мы с братом в первый же день сошлись в одном глупом споре, когда впервые встретились. А не сомневался он в том, что в любой беде я его не оставлю.
— Фо, лови флакон. Прежде чем продолжить, опрыскай себе руку жидкостью, это нужно для наглядного примера.
Он поймал антисептик, опрыснул, и вернул также броском.
— Поцарапай или укуси кожу до крови. Засеки время.
Не спрашивая, послушался, и, достав перочинный нож из кармана, слегка чиркнул по тыльной стороне ладони.
— Пока ждем — есть новости для меня?
— Спасительница обращает в прах людей, которые ищут смерти, как единственно возможного выхода. У нее необычные способности, она ни к кому не примыкает, не заводит друзей, держится одиночкой и тщательно скрывается. Но при том, сородичей-мужчин, вычисляет в толпе, вылавливает и сует рукописную листовку с манифестом, где проповедует о свободе для всех. Ей верят. Золотые глаза тому доказательство. Многие подмечают, что это не просто цвет, а немного — свет, мерцание: проявление силы великого Морса. Чаще всего, а выяснял я у многих, ее видят на Сухой Набережной по вечерам, с девяти до десяти, когда запускают звуковые фонтаны. В этот час там очень много людей, как туристов, так и столичных, но ее можно вычислить по месту — девушка забирается на ступень стелы недалеко, чтобы лучше видеть представление. Листовок не раздобыл, некроманты после прочтения уничтожают их, естественно.
— Идеально, Фортен! Помощь так помощь!
— Готова присоединиться к объединению?
— Готова, но не прямо сейчас. По крайней мере в полную силу. Пока я в команде людей, что идут против системы. Нас всего шестеро, но за каждым источник влияния разной степени возможностей. Я хочу объединить усилия, помогать вам, а вы — нам. Успехи есть — некромантов вытаскивают из клиники так, что их списывают как мертвых, на след секты вышли и подбираемся к их главе.
— Верить на слово и полностью открыться я не могу даже тебе. Люди могут обманывать. Поговорим о союзе, когда я лично увижу, как некромант, всех твоих друзей за закрытой дверью, и сам решу — стоит ли верить. Один из команды Вилли?
— Да. А встречу организовать можно. Как раз есть повод: твоя царапина не заживет до завтра, это сыворотка, тормозящая регенерат. Мы можем поделиться, как изготовим, флаконы будут поменьше, на два-три применения, но этого хватит. Инквиз готовит облаву. Скорее всего в будний день… я не знаю точной даты.
— Любопытно. — Фортен посмотрел на свою ладонь. Сделал в раздумьях пару шагов — немного от меня, а потом вернувшись: — Неплохой аванс для будущей дружбы. Что мы будем должны?
— Это не аванс. Это шаги доверия, и так получилось, что сейчас мы можем сделать их больше в вашу сторону, чем обоюдно. День и время встречи сообщить через Вилли? Или ты пока не собираешься…
— Говорить ему кто я?
Фортен тонко улыбнулся, а потом скривился. Но последнее — от отвращения ко мне, а не от того, что обсуждали. Тяжело было выносить друг друга — как ни крути, а физическое отталкивание портило общение. Мы разошлись, закурили, а я поняла, что еще хочу кое-что прояснить.
— Можно вопрос, Фортен?
— Я сейчас совсем отравлюсь, и табак не помогает, но, если так важно, спрашивай.
— Почему мать восточница многое объясняет, и что объясняет? Какая разница, какие во мне крови смешались?
Он засмеялся, превратившись из серьезного и статного переговорщика, просто в красивого, и полного шарма мужчину, которому веселость не просто шла, а убойно очаровывала. Я даже не могла понять собственных чувств: глаз не оторвать. Хотела стоять и любоваться вечно — как идеальным произведением гения природы. Фортен — мужественен. Не сурово, как Нольд, и даже не Ян, с его более мягкими чертами, а по-своему. Сравнивать с оружием, то северяне как мечи-двуручники, а этот будто тонкий лук. В нем все звенит изящной красотой, но крепости и угрозы — не меньше, чем в стали.
— Ты напомнила мне мать, южанка, она была чистокровной восточницей… В мастерской, тогда, ты готова была защитить друга-человека даже ценой расправы над собственным сородичем. Помнишь, как угрожала? Мать защищала меня всегда также сильно, и глаза у нее горели тем же огнем. Подкупила… Хочешь личной истории? Мой шаг доверия к тебе лично.
Я сказала так, как слетело с языка, хотя прежде не бросалась высокопарными фразами:
— Почту за честь.
— По голосу слышу, что искренне. У меня не простая семья, Ева. Мать выдали замуж насильно, и она родила мужу трех девочек, когда нужен был только мальчик. Некроманта, встретив, полюбила сердцем, изменяла тайно, рискуя буквально головой — за подобное на востоке могут казнить. Зачала и родила меня, а отцу… пришлось бежать на время. Но он возвращался, умудрился занять должность при семье, чтобы иметь хоть маленький, но доступ к общению, и воспитывать сына как положено — некромантом. Матери открылся тогда, когда мне уже было тринадцать. И та не испугалась… меня не испугалась, мало того, приняла не только суть природы, но и наклонности, которые я стал проявлять, интересуясь далеко не прекрасными девочками. А вот отец, выразил «фу» и был разочарован. Слишком консервативный, не переварил «извращенца», и отрекся. Бросил, уехав обратно на север. Мать укрывала все обо мне, только бы дать вырасти. В ее глазах я был таким как есть, не некромантским уродом и гадким мужеложцем, а любимым сыном. Она научила разумно прятаться от слепых, и не бояться быть собой перед зрячими. Ты — такая. И подобных в моей жизни так мало, что я разболтался как на исповеди…