Полынный мёд. Книга 1. Петля невозможного
Шрифт:
– Ну а чаво ты ко мне докопался? – грохнула кулаком по столу Лисава, и Зар понял, что перегнул палку.
Но отступиться он не мог, такой уж был у него характер въедливый. Коль начал о чем говорить, то хоть кол на голове обламывай, не остановится, пока до конца не выскажет. Вот и на этот раз договорился…
– Аки [3] , чаво? – приподнял брови Зар. – А кто ж тому виноват, что ребятенка у нас нет? Может, я?
3
Аки – как
– Так
И, облизав ложку, Лисава со всего маху заехала ею по лбу своему муженьку. Зар от неожиданности так и кувыркнулся с лавки прямо на пол, аж стены задрожали. Лисава откинула в сторону переломившуюся пополам ложку да метнулась к печи за ухватом. Добивать, стало быть. Но Зар уже догадался, чем дело может обернуться, подхватился на ноги и рванул к сеням, истошным голосом вопя:
4
Лада – рожаница-мать, богиня лета, домашнего уюта и материнства.
– Люди добрые, помогите! Убивают!
Так он и вывалился во двор, и замер с открытым ртом и криком, застрявшим где-то в селезенке.
Двор был полон люда. Впереди стоял воевода Лют Добрынич, чуть поодаль Ирдус – младший волхв княжьего капища, а уж за ним – дружина князева да народ любопытствующий из соседних изб. Тут и Лисава выперлась с ухватом, остолбенела на миг да и задом-задом попятилась обратно в сени.
– Собирайся, – сказал Ирдус, меряя взором Зара с головы до пят. – В Иерусс-град пойдешь, кудесник требуется.
– Но я… я… – проблеял Зар.
– Заика, что ли? – громыхнул Лют Добрынич раскатистым басом.
– Нет.
– Ну тогда делай, что велено. Княже не любит ждать долго.
– Да что стряслось-то? – испуганно пролепетал Зар.
– Довлат приболел, вот тебя и призвали, бо ближе иных живешь. Триглавын [5] день скоро, аль запамятовал?
5
Триглавын день – праздник трех богов: света, неба и молний.
– Ну, разве можно ж…
– Тогда поспешай. Дожидаться долго не будем.
– Ну а дружина зачем тогда?
– А коль заартачишься…
У Зара по спине от слов этих последних мороз прошел. А если не на капище призывают, а замыслили что супротив него? Хотя что замыслить-то могут? Невелика птица, чтоб дружину на него посылать. Значица, для охраны. Значица, таки нужен он для князевой молитвы.
И тогда Зар воспрял духом: «Вдруг Роду Святычу приглянусь, и оставит он при себе. Это тебе не Юн-город. Это, брат, сто-ли-ца»!
– Да чего застыл, как истукан, – громыхнул из сеней голос Лисавы. – Марш портки в дорогу собирать, – и чуть потише добавила, –
В стольном граде Иеруссе было шумно. Народ готовился к празднику: выбивали днища у бочонков с медом хмельным, резали птицу всякую, солили рыбу только пойманную из Истра-реки да мало ли что еще делали. Праздник есть праздник. Когда еще повеселишься, брюхо набьешь до икоты, напляшешься под веселую музыку?
Один Зар ходил по княжьему терему угрюмый и задумчивый.
«Вот дурило-то, – размышлял он. – А еще радовался, сюда идучи. Чего, спрашивается, радовался? Премудрый Довлат, небось, прикинулся больным. Знает, шельма, чего князь на капище услышать хочет. Жена то у него, вишь, на восьмом месяце, а наследника у Рода Святыча все нет. Трех дочерей бог дал, да что дочери князю, разве породниться с кем повыгодней, а больше никакого проку. Дважды до этого Довлат ему сына предсказывал, теперь видать понимает, чем гадания эти завершиться могут. Сидалище-то у него не железное, шея не каменная».
– У-у-у, – тихонько взвыл Зар. – Подставили, нелюди! Аки живца подставили. Заглотит меня княже, косточки только сплюнет. Что я для него – мелюзга, пыль придорожная.
Зар вдруг поймал себя на том, что говорит уже вслух, сжался весь, испариной покрывшись. Медленно-медленно обернулся, выдохнул облегченно воздух. Никого рядом. Князь, небось, все еще в опочивальне; бояре покуда не пришли; холопы же во дворе возятся, к пиру готовятся.
Зар подошел к зарешетчатому окошку, выглянул во двор. Так и есть, кипит работа, спорится. Ясное дело, праздновать все будут от мала до велика. А коли работа в радость, она и ладится. Зар вздохнул, возвращаясь к прежним своим мыслям: «Не понимают люди своего счастия. Тут и дщери [6] рад, ан нет, сына ему подавай. Тьфу»!
6
Дщерь – дочь.
– Чего расплевался-то?
Зар даже подскочил на месте, признав голос княжий, но осадил себя, сделал покойное лицо, прежде чем повернулся.
– В рот что-то попало, вот и сплюнул, – ответил он.
– А ты рот не разевай, вот и не попадет ничего, – усмехнулся Род Святыч, переступая порог.
У Зара аж в глазах зарябило. На князе был надет кафтан оксамитовый с аламью жемчужной, поверх накинуто корзно [7] , расшитое золотом, на ногах – красные сапожки с узорами. Да за такой наряд можно десятка два коров купить, а то и более.
7
Корзно – вид плаща, парадная княжеская одежда.
«Права мудрость народная, – подумал Зар. – У кого жемчуг мелкий, а у кого щи пустые. Хотя какой там… Жемчуг у князя совсем не мелкий, богатый жемчуг. И хоромы богатые, и двор, и слуги сытые да веселые. Только вот отчего народу так тяжко живется?»
Зар даже не удивился этой мысли, хотя она впервые наведала его. Раньше и он жил припеваючи, особо не надрываясь. Теперь же, когда вот-вот на него могла свалиться немилость княжья, вдруг вспомнил о люде простом да, вспомнив, тут же забыл.