Полынный мёд. Книга 1. Петля невозможного
Шрифт:
– Хорошо, – усмехнулся бабкиным страхам Серега. – Пойду я.
Он запарковал компьютер, выключил его из сети и поднялся со стула.
– А что у нас сегодня на ужин?
– Котлетки по-киевски да картошечка жареная с грибками маринованными.
– Мухоморами?!
– Ну, почему мухоморами? Мне двоеразно повторять не надобно. Маслят подам. Уж леший постарался, насобирал самых красивеньких, самых масюпаньких, один к одному.
Серега поднялся по лестнице к выходу, где его уже поджидал Кощей Бессмертный. Вообще, Бубенцова поражал сей беспроволочный телеграф. Как вся эта нежить передавала друг другу сообщения, он не знал, но связь у неё была преотменная. Впрочем, Сергею это даже нравилось. Чего не пожелаешь – вот оно тебе на блюдечке с голубой каемочкой. Стоял бы сейчас, к примеру, в холле и битый час дожидался, покуда Ягинишна в комнату своего дружка закадычного сбегает, пока тот, кряхтя и отдуваясь, с койки сползет, приоденется да выйдет. Нет, обслуживание у них все-таки по высшему разряду.
Кощей услужливо распахнул дверь и они вышли на свежий воздух.
Погодка была преотменная. Солнце уже клонилось к закату и дневной зной потихоньку спадал. Обступавший дачу со всех сторон дубовый лес тихо шелестел начинающей золотиться листвой. Пахло разнотравьем и дымком. Похоже, где-то неподалеку затеяли шашлык.
«Закажу завтра на обед, – мягко ступая по траве, думал Бубенцов. – Эх, все таки хорошо здесь. Тихо, покойно, комфортно. Никаких забот. Теперь понимаю, что значит спецобеспечение… А ведь предлагали возглавить комсомольскую организацию, но я, дурак, отказался. Глядишь, потом бы в райком комсомола работать пригласили, затем в горком… И так далее по служебной лестнице. Горбачев тоже не сразу президентом стал. Ну, пусть до таких высот я и не дослужился бы, но глядишь – через десять-пятнадцать лет такую бы дачку и заимел… Впрочем, о чем это я? Я уже ее имею. Хм… Интересно, а когда окончу роман, оставят мне ее или нет? Вот вопрос-то… Нет, тут, пожалуй, надо с умом к делу подойти. Надо не спеша писать, потихонечку. Роман – дело сложное, на него и годы могут уйти… Тьфу! Лезет же подобная чушь в голову…» – Серега с опаской посмотрел в сторону Кощея. Вроде бы умения читать чужие мысли за тем не водилось, да уж лучше поостеречься.
Лязгнуло что-то, поднялась над травой, словно люк танка, металлическая крышка, бестолково замелькали в воздухе зеленовато-бурые перепончатые пальцы, а там и вовсе выперло на свет божий запомнившееся Сереге своей отвратностью страховидло.
– Это Волопаевск? – с непомерным отчаянием в голосе вопросило чудище.
Бубенцов, хотя и пообвыкся в последние дни ко всякого рода неожиданностям, но все едино не стерпел, едва не задав стрекача. Однако голос Кощея подействовал на него успокаивающе.
– Ба! – с деланной радостью возопил тот. – Водильник! Ты ли это? А мы уж и не чаяли лицезреть тебя. Триглав все свои глазоньки проглядел, Ярило только что очи не выплакал. Ждем-пождем – нет Лембоя. Не то девок за ноги шшиплет, не то горох ворует, не то с лешим сцепился… Вот уж радость, вот утеха!
– Ты, что ли, Кощей? – близоруко сощурилось чудо.
– Нет, не я, – хихикнул ехидный старикашка. – Обменёк [15] тебе блазится [16] , шут ты водяной. Донырялся, добултыхался… Вот доберутся до тебя сыновья Рода – шкуру спустят за опоздание.
15
Обменёк – подмененный.
16
Блазится – видится, кажется.
– Да за что ж это? – испуганно всхлипнул водяной.
– За что? – взъярился Кощей. – Или я, по-твоему, должон в реке сидеть да ворога к дачам не подпускать с ентой стороны?
Водяной даже затрясся и, подвывая, затараторил:
– Не виноват я! Заблудился в ходах этих подземных, окаянных. Чувствую водицу чистую, живительную да прозрачную, а пробиться к ней не могу. Всюду мерзопакость гнуснейшая. Уж лучше под стрелу Перунову, чем так-то пропадать!
И вправду, запашок от водяного шел еще тот. Серега счел за благо отступить на несколько шагов. Кощей же наслаждался неожиданностью ситуации и на мелкие неудобства внимания не обращал.
– Да не хнычь ты! – прервал он излияния водяного. – И благодари Рода, что со мной встретился. Замолвлю я за тебя словечко перед Триглавом. С Перуном, конечно, сложнее будет, но авось и его умиротворю.
– Правда? – с надеждой пробулькало страшилище.
– Али я когда врал? – возмутился Кощей. – Коль сказал – заступлюсь, так и сделаю. Слово мое, как булат, ни огню, ни воде не подвластно, – и тут же быстро добавил, заметив недоверие в моргалах водяного – Не за так, конечно. Должок теперь за тобой будет числиться. Согласен?
– Будь по твоему, – покорно вздохнул узник канализации. – Только вот сейчас что мне делать? Подскажи! Я ведь по земле не хож, а по трубам этим уж ни сил, ни мочи не осталось…
– Ты чего удумал? – строго поджав губы, спросил Кощей. – Может, хочешь, чтобы я тебя на закорках ташшил? Лезь обратно и весь сказ!
– Нет! Только не это! – взвыло чудище. – Лучше уж сразу обсохнуть…
– Умолкни! – рявкнул Бессмертный. – Ишь, нюни распустил! Сказано лезть, значит, лезь.
– Я ж до конца жизни в лабиринте этом проплутаю, – заслезил глазами водяной.
– Не заблудишься! Ты сюда по главной трубе пёр?
– Не знаю я, какая тут главная, какая подчиненная, – пробурчал Лембой. – Темно там, мерзко, да еще и крысы то и дело норовят за хвост цапнуть. Так что не до того мне было, чтобы трубы разглядывать.
– Эх, горе ты мое, – покачал головой Кощей, – кто же в канализацию без карты лезет?
– Чаво? – вытаращился лупоглазый.
– Темнота – снисходительно пояснил Сереге старик. – Совсем от жизни оторвался. В общем, так: аршинах в шестидесяти отсюда труба свернет на восход. Ползи по ней и прямиком попадешь в речку Чудинку. Чуть дальше по течению омуток есть, чистый да холодный. Отлежись, отмокни да смотри – из омута того никуда! Веди себя тихо, рыбу не проигрывай, лошадей не аркань, а я уж, так и быть, дам знать о бедах твоих на службе верной. Понял? Вот и проваливай.
Тяжело вздохнув, водяной начал вталкивать свое громоздкое тело в жерловину люка, но тут взгляд его огромных глазищ остановился на Бубенцове.
– А этот что здеся делает? – угрожающе выдохнул водяной.
Серега отступил еще на несколько шагов.
– Никак знакомы? – удивился Кощей.
– Лаял он меня, – пожаловался Лембой, – непотребно и многократно.
– И всего-то? – хмыкнул Бессмертный. – А ты заруби на своем носу: лаял – значит, право имеет. Коли он ругается, у тебя конь спотыкается.
– Это отчего же?
– А оттого, что коль умыслишь чего супротив него – Троян такое с тобой сотворит… Сам в головастики запросишься. Уразумел? А теперь плыви себе, куда наказано. Некогда нам с тобой пустословить. Да крышку закрыть не забудь. Не дома, чай. Вдруг кто свалится.
Мелькнули над травой перепончатые руки, заскрежетало железом по железу и все стихло.
– Беда с ними, – вздохнул Кощей. – Бестолковыми пруд пруди, а умных – и пальцев на моих руках много будет. Вот и возись с ними, приглядывай. Я ведь в надзирателях над всей нечистью при Маре [17] . Ей, видите ли, недосуг этим заниматься. На меня все взвалила, а сама, что ни утро – Солнце подкараулить пытается да погубить прокля… гм… лучезарное.
17
Мара – богиня тьмы, мороза, смерти.