Полынный мёд. Книга 1. Петля невозможного
Шрифт:
– Мне, может быть, самим Владимиром Ильичем наградное оружие было вручено.
«Меч-кладенец».
– А в Отечественную я ротой командовал.
«Это точно. Мимо рота чарку не нес».
– Ладно, верю, – сдалась Людмила. – Прошу извинить. Только и вы меня поймите. Тут такое творится, что уже всех и вся опасаешься.
– А что случилось? – удивленно спросил Серега.
– Ты не знаешь?! Господи, да об этом весь город говорит! Расторгуева в КГБ увезли, Сему Боцмана выкрали. Сломали входную дверь, а всю комнату изрешетили пулями. Исчез и Копейкин. Ему кто-то тоже стекла повыбивал, а в ванной нашли здоровенную чешую да в коридоре – кучу болотной тины. Поскребышева в армию забрали. Он отправился выступать перед новобранцами, и его упекли на два года. Правда, военком все отрицает, но нашлись люди, которые видели, как Феофана Савельевича сажали в вагон с призывниками. И это еще не все. Сегодня утром Марья Кустючная собственную квартиру разгромила. Что не разбила, то ножом порезала. Лазарь Сигизмундович в больнице. У него ожоги второй степени на… Впрочем, не важно. Он несет какую-то ересь про кота, якобы взглядом своим подпалившего «Партийную жизнь»… Так что правление секции беллетристов полностью выведено из строя. В Союзе паника. Литераторы разъезжаются кто куда. Каждый говорит, что в творческий отпуск, но, сам понимаешь, просто бегут, как тараканы от дихлофоса.
«Дела-а, – с ужасом думал Серега, – Уж не из-за меня ли весь этот сыр-бор?»
Он покосился на Кощея, но тот состроил умильную рожу и только помаргивал невинными глазенками.
«Черт! А если кто-то из этих… из богов? Хотя все это глупости. Делать им больше нечего. Кот… – лихорадочно размышлял Бубенцов. – Уж не Боюна ли работа? То-то его не видно и не слышно, а когда появляется, морда аж светится от удовольствия. Вот паразит! Я ж ни сном, ни духом… Хвост ему мало оторвать. А если поймут, откуда ветер дует? Пикнуть ведь не успею, как за решеткой окажусь».
Но глянув на Кощея, он малость успокоился.
«А чего я, собственно, паникую. Боги все уладят, уж в обиду они меня не дадут. Однако с Вознем надо бы поговорить прямо сегодня…»
– Ты чего? – спросила Людмила.
– А? – очнулся от раздумий Бубенцов.
– Спрашиваю тебя, как ты здесь, в «запретной зоне», оказался?
– Я?.. э… мнэ… Так дедушка же здесь работает, – наконец нашелся Серега. – А вот тебя каким ветром?
– В гости, – пояснила девушка.
– К кому?
– Ты его не знаешь. Он в лаборатории Шамошвалова работает.
– И имеет здесь дачу? – удивился Серега.
– Вот и для меня это загадка. Поэтому, когда он вчера позвонил и пригласил на день рождения, я сразу же согласилась. Я ведь ужасно любопытная, – и Людочка так улыбнулась, что у Бубенцова защемило сердце.
– Не мудрено, – промямлил он.
– Хочешь, пойдем со мной? – спросила Людмила.
– А это удобно?
– Удобно. Он сам сказал, что я могу прийти с друзьями.
Серега повернулся к Кощею и, показав тому язык, но так, чтобы Людмила ничего не заметила, сказал:
– Иди, дед, работай. А я культурно отдохну.
Кощей так же незаметно показал Сереге кулак.
– Да не волнуйся ты, – рассмеялся тот, – ничего со мной не случится.
И вместе с Людмилой они направились к четырехэтажному особняку.
– Знакомьтесь, – сказала Виноградова. – Это наш местный литератор, подающий большие надежды, Сергей Бубенцов, а это – Алексей Никулин.
Крепкое пожатие рук скрепило новое знакомство, и Алексей повел гостей в огромную гостиную, занимавшую чуть ли не весь второй этаж.
– Даже лифт есть, – восхищенно пробормотал Бубенцов, крутя головой на триста шестьдесят градусов. – Круто! Не то, что у ме…
Он тут же покосился на Людмилу, не слышала ли она часом? Но нет, Людочка и сама была занята тем, что разглядывала картины на стенах, гнутую мебель и красивые вазы с орхидеями и еще какими-то незнакомыми яркими цветами. Впрочем, Серега в глазах ее не увидел ни зависти, ни восхищения. Обычное любопытство, не более.
– Это кто же в этаком дворце жил? – поинтересовался Бубенцов.
– Дом приема иностранных делегаций, – пояснил Алексей, – уровня премьер-министров и выше.
– Так их же отродясь в Волопаевске не бывало! – удивился Серега.
– Но могли приехать, – резонно возразил Никулин. – А, впрочем, не знаю. Может, проводили здесь какие-нибудь выездные совещания. Не интересовался…
Сергей пристально посмотрел на нового знакомца. Под глазами Алексея темнели круги от долгого недосыпания, побриться именинник мог бы и получше, да и вообще, выглядел он каким-то измученным и усталым. Но больше всего поражало необъяснимое его равнодушие к окружающему. Казалось, что он и сам до конца не понимает, куда попал. Так ведет себя пассажир самолета, совершившего вынужденную посадку в незнакомом городе: скорее бы истекло время задержки, и – снова в путь, к цели…
Наконец, они подошли к нужной двери, и Алексей предупредительно распахнул ее.
Оказалось, что за заполненном разнообразными яствами столом уже сидели гости. Больше всего вновь прибывших поразило то, что во главе стола восседал сам Цезарь Филиппович Шамошвалов. Мало кто из волопаевцев не слышал о завлабе – «первопроходце Контакта».
– Что он тут делает? – тихо спросила Людмила.
– Напросился, – ответил Никулин. – Не мог же я ему отказать. Начальство, что б его…
– Да, – вздохнула Виноградова. – Наглость – второе счастье.
– Первое тоже, – согласился Алексей и тут же громко сказал, обращаясь к сидящим за столом:
– А вот и наши волопаевские писатели. Прошу любить и жаловать: Людмила Виноградова и Сергей Бубенцов.
Кто-то похлопал, кто-то просто кивнул, а Шамошвалов потянулся к рюмке и сноровисто опрокинул вовнутрь.
– Угу, – сказал он, жуя огурец. – Проходите, присаживайтесь.
– Чувствуйте себя, как дома, – негромко добавила Людмила, и Серега ощутил нескрываемое ехидство в короткой реплике.
– Творческие люди – это наша гордость, – тем временем известил Шамошвалов. – Я, как вы знаете, и сам тружусь на интеллектуальной ниве. А писатели, хе-хе, – зеркало нашей действительности. Довелось недавно с вашим коллегой познакомиться, с товарищем Арбатским Владимиром Провычем. Ярчайшая, скажу я вам, и самобытнейшая личность. Много он мне о вашем брате порассказывал… – глазки говорящего замаслились. – Хе-хе… Кстати, он не приглашен?
– Он в морге, – коротко сказала Людочка.
У Бубенцова похолодело в животе.