Помоги мне исполнить мечты
Шрифт:
— Черт! — точно также воскликнула я и побежала обнимать сестру и моего будущего брата. — Поздравляю!
— Выпьем же! — откуда-то донесся голос моего отца, и мы рассмеялись этому.
А вслед ему были слова моей матери: «Не напивайся, дурень! Я слежу за тобой!». И мы вновь рассмеялись.
Кто бы мог подумать, что всего небольшая компания людей может так быстро выпить весь запас алкоголя у нас в доме? Не прошло и двух часов, как на столе ничего не оказалось. Все были уже поддатые, но безумно довольные и радостные. Конечно же, ведь это их помолвка! Они поженятся! Как же я рада!
— Эй, мы идём? — спрашивает Майки, когда все уже скрываются за входной дверью. Как же быстро настал вечер — на улице уже потемнело.
— Мы их догоним, — говорю я.
Я пьяная и совершенно не контролирую себя, но, пожалуй, в этом даже есть плюс, могу дать волю своим чувствам. Я пьяная, и я чувствую, как алкоголь бурлит в моей крови, пьяня разум. Как распыляется моё желание. И как гормоны растекаются по венам.
Легонько ногой я поглаживаю ногу Майки под столом, и он поднимает на меня глаза. Я знаю, что он понял меня. И я знаю, что он хочет этого же не меньше, чем я. Потому, накрыв его руку своей, я встаю и тяну парня за собой, наверх, в свою спальню.
Когда мы заходим в комнату, он сразу же видит мои исписанные стены, но не задаёт никаких вопросов: просто окидывает их взглядом, читая надписи и улыбаясь. Я запираю дверь и разворачиваюсь лицом к парню. Он хотел что-то произнести, но я его сразу обрываю, приставив палец к губам. Маню его пальцем, чтобы он наклонился, а то уж слишком высокий, и он меня слушается. Пристально вглядываюсь в черты его лица, а затем делаю неуверенный шаг.
Прикрыв веки, я поцеловала его в уголок губ и сразу же отпрянула. Это раз. Тянусь и целую его в шею с другой стороны. Это два. Целую его веки. Это три. Повторяю всё то же самое, но уже покрывая поцелуями щеку, шею и веко с другой стороны.
Затем указываю пальцем на свои губы — и он целует правый уголок; поворачиваю голову, обнажая шею с левой стороны — целует шею за ухом и плавно переходит на мои закрытые веки. Касается их губами.
Я расстегиваю его рубашку, медленно перебирая пуговички — спешить мне некуда, а Майки наблюдает за движением моих рук. Затем он задирает мою футболку и помогает мне от неё избавиться. Проведя ладонью по торсу, касаюсь пряжки ремня — снимаю его. Майки расстегивает молнию на моих джинсах. И мы вместе их снимаем. Я прижимаюсь к нему сильнее, так близко, насколько это возможно, и он, обхватив ладонью мою щеку, целует меня в губы.
Семь месяцев. Если расчеты верны, то мне осталось жить всего семь месяцев.
Тридцать четыре
Звонит телефон. Он меня резко будит, от чего я подпрыгиваю в собственной постели, а затем я стараюсь выровнять своё дыхание и бешенно колотящееся сердце. Звук мобильника вырывает меня из мира грёз, но я не сразу могу сориентироваться, проснулась ли я или нет. Мне вновь что-то
Пытаясь подняться с кровати, я поняла, что запуталась в одеяле. Простынь и подушка снова мокрые от пота из-за кошмаров. Что же такое мне снилось? И странно, что я не кричала во сне и не будила никого своими криками.
А телефон всё звонит и звонит…
Гляжу на часы — почти пять утра. Кому, черт возьми, нужно что-то от меня в такой час?! Ищу телефон, а найдя, гляжу на то, кто же до меня дозванивается. Лондон. Как странно.
— Чего? — заспанным хриплым голосом произношу я. Надеюсь, она услышит недовольство у меня в голосе, ведь разбудить человека в пять утра — это очень жестоко.
— Спускайся, — требовательно говорит она. И бросает трубку.
Мне бы хотелось сказать «Что? Какой «спускайся»? Ты о чём?», но я не успеваю. Что она имела в виду под этим «спускайся»? Не понимаю. Потому я сажусь на кровать и накидываю на себя одеяло: я в берлоге. То ли у меня, действительно, галлюцинации, то ли я всё ещё сплю, но мне кажется, что кто-то стучит мне в окно. Но ведь моя комната на втором этаже! А затем мне кажется, что кто-то зовет меня снаружи. А н-нет, не кажется.
Выглянув из окна, я обнаружила Лондон, стоящую у двери и бросающую в моё окно камушки, параллельно зовя меня. Как только она увидела моё сонное лицо в окошке, то специально бросила ещё один маленький камушек, но я ни капельки не испугалась. Подруга развела руками.
— Ну чего? — спрашиваю я у неё, приоткрыв окно. Тут же меня обдул дикий холод, и я ещё больше завернулась в одеяле.
— Поднимай свою тощую задницу и выходи на улицу! — рявкнула она.
Я замечаю, что она одета не по погоде, собственно, как и всегда, но на ней всё те же мешковатые одежонки: слишком большой свитер и слишком свободные для неё спортивные штаны. И толстовка в придачу. Глядя на неё, мне так и хочется спросить «Тебе не холодно?». Бр-р-р. У самой по коже пробежали мурашки.
— Да ну тебя, на улице холодно.
— Значит, бери с собой одеяло! — недовольно произнесла она, а после добавила: — И мне прихвати одно.
Я закрыла окно. Вот ещё! Чтобы в пять утра, когда на улице ещё даже не светлеет, выйти «погулять» по такому холоду, укутавшись в одеялах — это край безумия. И тут во мне что-то щелкает. Точно, это безумие!
Я снимаю с себя пропотевшую пижаму и надеваю джинсы со свитером. Собираю в охапку своё одеяло и из комода достаю еще одно для Лондон.
На улице пахнет свежестью — это легкий утренний апрельский мороз, смешанный с ещё не сошедшей росой, ещё не поднявшимся солнцем и едва заметным ветерком. Небо багровеет и словно наливается цветом крови. Фонари тускло освещают улицы.
— Держи. — Пихаю одеяло Лондон в руки.
— Спасибо.
И мы вместе накидываем их на себя, сильнее укутываясь, чтобы холод не пробирал всё нутро.
— И куда мы теперь? — спрашиваю я её.
— Идём на стадион. Там тихо. — Её голос спокойный и нежный, но одновременно такой волнующийся. Я просто киваю и иду следом за девушкой.