Помоги мне исполнить мечты
Шрифт:
Теперь он всегда будет для меня первым; ничто, даже забвение, этого не изменит.
Мы одновременно улыбнулись. Казалось, что мы две половинки, выточенные так, что идеально подходили друг другу, как ключ к соответствующему ему замку. Мы дополняли друг друга. Мы одно целое. Мы — это Майки. И Мы — это Эмили.
— Ты плакала, — произнес Майки и коснулся моей щеки, стирая с неё уже почти высохшие слезы. Я кивнула и поджала губы.
— Не нужно было? — Закрыла лицо ладонями.
— Я совсем не это хотел сказать… — он опешил.
Жмурясь от
— Был ли ты так близок с другими девушками? — Лицо Майки как-то изменилось. Мне показалось, что это ответ на мой вопрос. И я почувствовала, как что-то меня укололо. Где-то внутри. Глубоко-глубоко. — И много их у тебя было? — Неожиданно произнесла я следом.
— Что? — Удивился. — Нет, немного.
— Прости. Я просто глупая. — Прикрыла глаза и мысленно укоряла себя за свою глупость.
Я замолчала. Майки немного привстал и поцеловал меня. Я взяла его руку и в полутьме пыталась разглядеть его красивые пальцы, длинные и тонкие, как у музыканта. Еще у него были изящные запястья. Огонь погас в камине, лишь красненькие угольки трещали. Я коснулась белой полоски, которая проходила вдоль запястья; парень посмотрел на меня, как будто ожидал вопроса и уже прокручивал в голове, что же ответить, но я молчала. Просто положила голову ему на грудь и стала искать место, где же сильнее всего будет слышно его сердце.
— Что ты делаешь? — задался вопросом Майки.
— Хочу слышать, как ты дышишь. И знать, как бьется твоё сердце. — А билось оно неровно, прерываясь, словно спотыкаясь обо что-то. Я знала этот звук — таким же ритмом бьется моё сердце.
Он провел своей рукой по моему боку, останавливаясь лишь на шрамах, ведь они очень сильно выделялись на моей гладкой коже. Затем погладил кончиками пальцев спину, и я полностью растворилась в нем, в его ласках. Он спускался по спине все ниже и ниже и, не дойдя до ягодиц, остановился.
— Мне нравятся твои ямочки на спине, — выдал он. И я смутилась.
А затем через некоторое время он вновь спросил:
— Расскажешь мне о своих шрамах?
— Если ты расскажешь мне о своих взамен.
— У меня их немного, всегда два. — Он взял мою руку и провел моими пальцами по шрамам на своих запястьях.
— Это из-за какой-нибудь девочки? — Задала вопрос. Я так подумала, потому что Фо очень сильно стоит за него горой, и она не хотела, чтобы мы общались.
— И да, и нет, — ответил он. Я не совсем поняла, но того, что я услышала, было достаточно.
Я села перед ним, а Майки привстал на локтях. Но когда я попросила его руку, ему тоже пришлось сесть. Кончиками его пальцев я провела у себя по животу, затем прижала его руку к спине, плечам; провела ею по ногам, обвела пальцами коленку; затем указала на руку и прижала его ладонь к голове. Нащупав у меня на голове еще один шрам, Майки удивился.
— Мотоцикл, — произнесла я. На большее я не решилась. Незачем ему знать о том, как бил меня отец. Ведь что было, то прошло. Не стоит держаться за прошлое. Важно лишь то, что происходит здесь и сейчас.
Майки поцеловал меня в лоб, его губы коснулись моих век и подбородка. Волна мурашек прошлась по моему
— Пожалуйста, не останавливайся, — прошептала я. — Поцелуй меня.
И он поцеловал меня. Везде.
«С днем рождения, Эмили», — проговорила я про себя.
Я знаю, что еще рано говорить о чем-то подобном. Наши чувства еще не зрелы, мы-то знакомы всего три месяца. Но я чувствую это всем сердцем. Да, этого еще не произошло, но произойдет. В скором будущем. Любовь.
Двадцать семь
Мне нужна тишина. Я хочу полнейшую тишину. Как же невыносимо слушать, как кто-то внизу так сильно топает ногами. Я сворачиваюсь клубочком на кровати и надавливаю пальцами на виски. Когда так делаешь, то боль проходит — всего на пару секунд, правда, но это что-то.
Сколько времени прошло с того момента, как я тут разлеглась? Не знаю. Час? Два? Сутки? А может быть, даже и десяти минут не прошло? Зарываюсь лицом в одеяло. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, прекрати меня мучить, боль. Но она меня не слушает, а лишь с каждым мгновением усиливается — кажется, что моя голова вот-вот взорвется. Руки сразу же заледенели.
Я поворачиваюсь на другой бок, чтобы лечь поудобнее — вдруг голова перестанет болеть? Но это не помогает. Как только я делаю малейшее резкое движение, пронзительная боль поражает меня. Я всхлипываю. Это не выносимо… Пожалуйста, пожалуйста… И снова всхлипываю. Начинаю плакать, сама того не осознавая. Почему не может быть легче? Почему это должно быть так больно?
Аккуратно, не поворачивая голову, стараясь вообще не делать даже малейших движений ею, я начинаю шнырять рукой по прикроватной тумбочке. Где-то здесь должны быть таблетки… Открываю первый ящичек, который высовывается со скрипом, — я морщусь от такого громкого звука — и стараюсь нащупать пузырьки. Вот он! Но открыв пузырек, я прихожу в еще большее отчаяние: он пуст. Иного выхода нет…
— Мама! — кричу я, и из глаз прыснули слезы.
Я кривлюсь и хватаюсь руками за волосы. Больно! Но на самом деле, я не кричала. Мне так показалось. Сейчас любой звук у меня в голове усиливается во много раз.
— Мама… – шепчу я, а мне вновь кажется, что из меня вырывается ужасный утробный крик.
Это невозможно. Мне нужны таблетки, иначе эту боль не остановить. Уж лучше бы умерла сразу, чем терпела такие пытки! Держась за голову, я медленно встаю с кровати. Та скрипит, и я что-то мычу себе под нос. Мелкими шажками я приближаюсь к двери, хватаясь за все возможные вещи, держась за них, чтобы не упасть. У меня совсем нет сил, словно эта головная боль высасывает из меня жизненную энергию. Толкаю дверь, но она заперта, нужно повернуть ручку. Опершись головой о дверь, я стараюсь собрать все силы, чтобы правильно отпереть дверь, а то она может заблокироваться, и я уже совсем не выйду отсюда. Руки, потные, соскальзывают с гладкой поверхности. Один поворот по часовой стрелке, второй… Щелк. И кто-то протыкает мою голову насквозь, я тихо взвизгиваю и успокаиваюсь. Толкаю дверь и выхожу из комнаты. Но впереди еще более страшная вещь — лестница. Стоя у самого края, держась за перила, я произношу: