Помоги мне исполнить мечты
Шрифт:
Я вела двухголосый монолог у себя в голове, рассматривая и взвешивая все «за» и «против». И даже не замечала, сколько времени трачу на такие мысли. За окном вновь стемнело, да и, к тому же, небо снова заволокло тучами. Лежа на кровати в позе эмбриона, я клацала по экрану телефона, переключая композиции в проигрывателе. Музыка не доставляла мне удовольствия и наслаждения как раньше, я слушала её со скуки. Ни разу после похорон Ив я не проронила ни слезы, и во мне зарождалось какое-то иное чувство, совсем непохожее на все те чувства, которые я испытывала раньше.
Где-то между отрезками времени ко мне заходили родители, хотели что-то узнать, но я рявкнула на них,
Но Кристи решила вновь нарушить мой покой:
— Эмили! — Стучала она в дверь. — Эмили, открывай! — Ну, разве мне стоит отвечать на такие очевидные слова? — Ты четвертый день не покидаешь комнату, Эм. — Серьезно? — Ладно, сиди там! Только вот Ив этого не одобрила бы!
И тут меня вновь охватила волна того непонятного чувства. Это была смесь горечи и ярости. Зачем она так мне говорит?! Мне и без того плохо!
— К тебе тут пришли. — Сообщила сестра, и я услышала, как она стала спускаться по лестнице, а вслед ей были и параллельные шаги. В дверь еще раз постучали.
— Откроешь? — кротко спросил мужской голос, который был знаком мне до боли.
Отчего-то я вскочила с постели, прижав к груди ладони, и испуганно посмотрела на дверь. Зачем он пришел? Я, кажется, просила оставить меня в покое! О, как же бьется от волнения сердце в моей груди! Но на меня нахлынула и еще одно чувство: я винила его за то, что он позволил мне остаться в одиночестве.
— Эмили, я тебе уже сотню раз повторял: да я был не прав, но я не виноват.
Кровь вскипала. Как он может так говорить?! Кто виноват?! Казалось, что я не контролирую себя, хотя так и было. Я выхожу из себя. Он прислал мне сотни смс, в которых писал одно и то же; он звонил мне десятками раз на день, но я не брала трубку. Мне не хотелось говорить ни с кем, даже с ним.
Я встала рядом с дверью, прикоснувшись к ней ладонью на том уровне, где должно было бы быть лицо Майки. Мне не хотелось его видеть, но хотелось к нему прикоснуться, намотать его немного жестковатые волосы на свои тонкие пальцы и прорисовывать витки в воздухе; хотелось дотронуться до щеки, очертить линию его скул и заглянуть в его карие глаза. Только вот, если это случится, то я не выдержу, честное слово, я не выдержу. И весь мир полетит к чертям, если я почувствую его прикосновение. О, черт! Почему я так беспомощна, когда дело заключается в нём? Я облокотилась спиной о дверь и села на пол, положив голову на колени.
— Эмили…
Я поняла, что он сел точно также, только намного шумнее меня: я слышала хлопок его спины о дверь и почувствовала легкое содрогание пола. Интересно, как он узнал об этом?
— Майки, уходи. — Мой голос содрогнулся, когда я произнесла «Уходи», словно это был приговор.
— Ты же знаешь, что никогда, — тут же следовал мне ответ.
Но больше я не говорила. Парень пытался заставить меня отпереть дверь, и я в один момент уже было согласилась, но тут же передумала. Как бы мне ни хотелось его обнять, сейчас у меня не то душевное состояние, мне не хотелось бы, что он видел меня такой разбитой. И лишь одна фраза, последняя фраза заставила меня всю дрожать, как если бы я попала под ледяной дождь. Он сказал: «Даже если ты станешь затворницей, я буду тоже затворником, лишь бы рядом с тобой».
Тем не менее, я вспомнила об еще одной причине, о которой говорила Ив, чтобы жить дальше.
И я открыла дверь, спустилась вниз, на кухню, к сестре, которая, скорее всего, слышала весь наш разговор, а может, и нет, ведь мы говорили почти что шепотом. Она была крайне удивлена меня увидеть, а я бросилась в её объятия. Я уже целых четыре дня не чувствовала чьей-то ласки. Не знаю, что на меня нашло, но, увидев взгляд сестры, я поняла, что это для неё было намного мучительнее, чем для меня, что это было равно моей смерти, ведь я, действительно, всего лишь на время, но умерла. И я поняла, что она чувствует ко мне. Наконец-то поняла, какое душевное состояние у неё будет, когда умру я. И меня прорвало. Та стена, которую я возводила так долго и тяжко, чтобы легче перенести смерть подруги, испарилась, и на меня обрушились все те эмоции, которые я скрывала. Рыдая навзрыд, я упала на пол, но Кристи меня поддержала.
— Ну-ну, — приговаривала она и гладила мои волосы, держа в объятиях.
Когда же меня немного отпустило, она проводила меня до дивана, и я плюхнулась на него сразу же, ведь ноги не держали совершенно. Кристи заварила мне чай с ромашкой и грушей, что так хорошо успокаивает нервы; и, успокоившись окончательно, я начала засыпать от изнеможения и от того, что уже наплакалась вдоволь. Твердо решив, что нужно (Обязательно нужно!) жить дальше, я провалилась в царство Морфея. Завтра я обязательно выйду к людям.
Сидя под деревом, я смотрела на раскинувшиеся прекрасные просторы: зеленые поля, на которых виднеются разноцветные пятна, словно небрежные кляксы на картине искусного художника, знающего, что сейчас эти кляксы — просто кляксы, но позже они превратятся в цветущие луга. Я вертела в руках стебельки различных полевых растений, цветы которых были от нежного розового до глубокого синего цвета. На лицо мне падали зеленые листья. Ветер усиливался, и листья начали с большей силой врезаться мне в лицо, оставляя на коже длинные красные следы. Я вскрикнула и, чертыхнувшись, отползла назад, после чего упала в яму между корнями дерева. Вокруг летали шкафы, кровати, тумбочки, даже пирог, разрезанный на равные части пролетел мимо меня. Мне все это казалось до боли знакомым, только вот где я с этим встречалась раньше?
Когда я упала на мягкую перину, которая отпружинила и отбросила меня в сторону, после чего я сразу встала на ноги, я взглянула вверх. Следом за мной падала мебель. Глубокий, длинный туннель — я не видела, где же он начинался. Но когда я оказалась в комнате, в центре которой стоял столик, а нем лежал пузырёк «Выпей меня», я все поняла. Это была кроличья нора!
А затем картинки стали меняться. «Ты не Алиса!» — восклицали хором животные. «Совершенно верно, я не Алиса», — отвечала я. «Так в кого превратился ребенок Герцогини, в поросенка или гусенка?» — спрашивал Чешир. «Ну что, отгадала загадку?» — вторил Шляпник. «Нет, но мне кажется, что я могу, если захочу». — Пришла к такому умозаключению я. «Вы сумасшедшие!» — говорила я. «Если бы ты была в своём уме, то не оказалась бы здесь», — заключил Чешир.