Помощь Извне
Шрифт:
– Кто там? – закричал он, подавшись назад.
Ответа не последовало.
“Идти, или оставаться на месте? Оставаться на месте или идти?” – пытался принять решение юноша.
Он постоял там еще немного, важно бросив длинную тень от тусклого освещения. И спустя минуту размышлений, любопытство взяло верх над страхом перед неизвестностью. Осторожно, словно по только что вымытому полу, он начал медленно подходить к крышке люка. В его движениях не было свободы, он крался, как крадутся воры, чтобы никем не быть замеченными. Наконец осознав всю серьезность ситуации, парень почувствовал себя испуганным ребенком, приближающимся
– Что это за чертовщина? – озадаченно спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно, и посмотрел вниз.
Внутренняя кирпичная поверхность была покрыта чем-то, о чем он и думать не хотел. На стене висел ряд ступенек, ведущих неведомо как далеко. Но на глубине примерно в десять метров, парень увидел свое отражение.
“Это похоже на колодец с лестницей”, – подумал он и почувствовал что-то зловещее в этом месте.
– Спускайся вниз, – дружелюбно предложил таинственный голос, отдаваясь эхом по кирпичным стенам колодца.
– Ну, хорошо, хорошо, – послушно ответил Джерри, словно был под гипнозом. – Но что дальше? Если там мокро, то говорю сразу – нырять я не собираюсь.
Ответа не последовало.
Стальная лестница поскрипывала под весом тела. Казалось, что его сердце наполняется ледяной водой, возможно, такой же, как и внизу. Пройдя, как он рассчитывал, четверть пути, вместо очередной ступеньки или воды его нога наткнулась на твердую поверхность. Но не тут-то было – твердый материал оказался обманчивым, и как только обе ноги разместились на “твердой поверхности”, она прогнулась, словно педаль газа в машине. После чего сразу же кашляющим лаем грянул гром, взрывной звук, треск наподобие фейерверка, и люк над его головой с протестующим визгом закрылся.
“Ты в ловушке”, – услужливо сообщил ему ледяной, отвратительный голос, зазвучавший в его собственной голове.
Похоже, теперь Джерри придется остаток своих дней провести вот в этой западне, в этой вертикальной могиле. Дала о себе знать и клаустрофобия. Она нашептывала что-то свое в его уши – голосом грубым, как наждак. Теперешнее положение Джерри мысленно перенесло его в прошлое… он смог представить себе предсмертный вопль родной сестры Патриции, лужу крови вокруг ее головы и, не выдержав напряжения, вызванного старыми воспоминаний, зажмурился!
Она родилась в смирительной рубашке (плюс с заячьей губой и волчьей пастью), и росла довольно нервным ребенком. Но смогла прожить только 9 жалких годиков. В рядах живых граждан ее нету уже 7 лет. Мертвая сейчас и навсегда, лежит в маленьком ящичке. Почти так же, как сейчас ее брат, окутана сплошной мглой, в заточении. Ей уже никогда не узреть дневного света. Больше ее маленькое тельце не вырастит… ну, может только в могиле.
Когда сестру хоронили, ей не сложили руки на груди, как полагается, потому что для этого нужно иметь две руки. Вместо глаз ей положили две серебряные монетки. Левого глаза она лишилась еще в детстве, когда ей было три года. В те далекие времена их мать была “слишком занятой”. Весь день сидела дома, только ей и дел было, что болтать с почтальоном, да следить, чтобы ребенок в печку не залез…
Вот так однажды, пока мама отошла на кухню принести для дочери бутылочку с молоком, на детскую коляску спикировал огромных размеров ворон и, чувствуя легкую добычу, начал клевать ребенка. Чудовищно большой клюв то открывался, то закрывался, показывая красный язык, бархатный, как подушечка в гробу (кстати, Патриции мы положили под голову такую же – пушистую, с красного бархата). Когда мама прибежала на крики ребенка, она увидела, как желтая и липкая пена скатывается с клюва и разливается обильным потоком по лицу дочери, перемешиваясь со свежей кровью и детской слюной. Птица улетела, но в качестве трофея забрала с собой глаз младенца.
Перед смертью сестры мама ей часто задавала странный вопрос: “Патриция, тебя когда-нибудь папа трогал там, где не следовало бы?” – на что она молчала, а потом начинала горько рыдать. В итоге вопрос разъяснился. На опушке пригородной лесополосы их нашел старый грибник. Сначала ему показалось, что это синий булыжник, но потом он увидел глазницы, черные, как уголья. От лица почти ничего не осталось – его изувечили ножом. Тело выглядело еще хуже. Внутренности были выпотрошены и разбросаны вокруг. Разрезы начинались ниже пупка и кончались на горле. Доделали работу дикие звери, обглодав то, что осталось… и, оторвав левую руку по плечо, да так ровно, словно ее недавно ампутировали.
Отца постигла не лучшая участь. Его нашли в двадцати шагах от дочери. Уходя с места преступления, он попал в медвежий капкан, лежавший возле осиного гнезда. К тому же неподалеку стоял муравейник, так что опознать его труп смогли только по кривым зубам.
Джерри ни минуты не сомневался, что его сестра взывала к Господину Творцу, пока их родной отец насиловал ее и убивал. Взывала если не голосом, то в сердце своем. А ответом ей была просьба подождать, пока не освободится линия, временно занятая из-за большого объема поступающих просьб. Вот она и ждала, пока не умерла.
Сексуальные домогательства, изнасилования между родственниками и убийства вообще – это крайне ужасные преступления. Зачастую люди отворачиваются от семей, в которых произошло такое несчастье. Игнорируют их и всячески осуждают…
Что-то щелкнуло наверху. До парня донесся звук, будто в непосредственной близости работал мотоцикл на холостых оборотах. От этого монотонного, в сложившейся ситуации – мертвящего звука сводило челюсти. Но внезапно все смолкло. Затем раздался звук тоньше, чем скрежет, как будто что-то проржавевшее, закрытое долгое время снова задвигалось, но с большим сопротивлением. Крышка люка открылась. А секундой позже мягкий ветерок пробрался в волосы парня, нежно перебирая их. Его сердце затолкалось слишком быстро, и он осознал, что пытается задержать дыхание… но зачем?
– Полезай наверх, – прогромыхал безликий голос. – Быстро!
С ошеломляющей внезапностью он проделал, как ему казалось обратный путь, но очутился уже в совершенно ином помещении. По сравнению с предыдущим залом очень маленьким и находился там уже не один. Перед ним стояла некая черная масса. Nomen nescio. Она набухала, как какой-то невообразимый нарыв полный слизи и гноя, медленно пульсировала вверх-вниз и принимала человеческую сущность. Одна рука чудовища повернулась и показалась ладонь, на которой сгладились все линии – рука идиота, рука манекена в универсальном магазине. Ни линии жизни, ни линии любви. Глаза белые, как первый чистый снег нашли глаза парня и уставились, будто запоминая. Губы были сжаты в тонкую упрямую линию. Потом оно заговорило: