Помутнение
Шрифт:
Когда Донна выходила, его покрывали армейским одеялом. Она не оглянулась.
Донна выбрала самое узкое шоссе и врезалась в сплошной поток машин. Среди валявшихся на полу кассет нашла свою любимую — «Гобелен» Кэрол Кинг, — втолкнула ее в магнитофон и достала из-под приборной доски держащийся там на магнитах «рюгер». Потом села на хвост грузовику с кока-колой и под проникновенный голос Кэрол Кинг выпустила в бутылки всю обойму.
Кэрол Кинг нежно пела о людях, заплывающих жиром и превращающихся в жаб; ветровое стекло было в стеклянных крошках и подтеках кока-колы. Донне стало легче.
Справедливость,
Рядом притормозил «мустанг» последней модели, и из окошка высунулся водитель.
— Подбросить, мисс? Донна не ответила. Она молча шагала вдоль шоссе: — крохотная фигурка, идущая навстречу бесконечной череде огней.
Глава 14
— Самое главное в твоей работе, — сказал Джордж, один из сотрудников "Нового пути", — это туалеты. Полы, раковины и особенно унитазы. В здании три туалета, по туалету на каждом этаже.
— Да, — отозвался он. — Вот швабра. А вот ведро. Ну как, справишься? Сумеешь вымыть туалет? Начинай, я погляжу.
Он отнес ведро к раковине, влил мыло и пустил горячую воду. Он видел перед собой только пену. Видел пену и слышал звон струи..
И еще едва доносящийся голос Джорджа: — Не до краев, прольешь. — Да. — По-моему, ты не понимаешь, где находишься, — помолчав, сказал Джордж.
— Я в "Новом пути". Он опустил ведро на пол, вода выплеснулась. Он застыл, глядя на лужицу.
Джордж поднял ведро и показал, как ухватиться за ручку. — Думаю, позже мы переведем тебя на ферму. — Я бы хотел жить в деревне. — Посмотрим, что тебе подойдет… Здесь можно курить. — У меня нет сигарет. — Мы выдаем пациентам по пачке в день. — А деньги? — У него не было ни гроша. — Бесплатно. У нас все бесплатно. Ты свое уже заплатил. Джордж взял швабру, макнул ее в ведро, показал, как мыть. — Почему у меня нет денег? — И нет бумажника. И нет фамилии. Тебе все вернут. Это мы и хотим сделать — вернуть тебе то, что было отнято.
— Ботинки жмут. — Мы живем на пожертвования. Потом подберем. Начинай с туалета на первом этаже. Когда закончишь — по-настоящему закончишь и блеск наведешь, — бери ведро и швабру и поднимайся. Я покажу тебе туалет на втором этаже, а потом и на третьем. Но чтобы подняться на третий этаж, надо получить разрешение кого-нибудь из сотрудников — там живут девушки. — Джордж хлопнул его по спине. — Понял, Брюс?
— Да, — ответил Брюс, надраивая пол. — Молодец. Будешь мыть туалеты, пока не выучишься. Главное — не престижность работы, а то, как ее выполняешь. Своей работой надо гордиться.
— Я когда-нибудь стану таким, каким был прежде? — спросил Брюс. — То, каким ты был, привело тебя сюда. Если снова станешь таким же, рано или поздно опять очутишься здесь.
А может, в следующий раз сюда не дотянешь. Тебе и так повезло, еле-еле добрался.
— Меня кто-то привез. — Тебе повезло. В следующий раз могут не привезти — бросят где-нибудь на обочине
Он сосредоточил внимание на трещинах в эмали раковины; он втирал порошок и пускал горячую воду. Поднялся пар, и Брюс застыл в белесом облаке, глубоко втягивая теплый воздух. Ему нравился запах.
Прибыла огромная охапка пожертвованной одежды. Кое-кто уже примерял рубашки.
— Эй, Майк, да ты клевый парень! Посреди гостиной стоял плечистый коротышка с кудрявыми волосами и, нахмурив брови, теребил ремень.
— Как им пользоваться? Почему он не отпускается? У него был широкий ремень без пряжки, и он не знал, как застопорить кольца.
— Должно быть, подсунули негодный! Брюс подошел к нему и затянул ремень в кольцах. — Спасибо, — сказал Майк и с поджатыми губами перебрал несколько рубашек. — Когда буду жениться, на свадьбу надену такую.
— Хорошая, — отозвался Брюс. После ужина он уселся на лестнице между первым и вторым этажами, обхватил себя руками, съежился.
— Брюс! Он не шелохнулся. — Брюс! Его потрясли. Он молчал. — Брюс, идем в гостиную. Ты должен сейчас находиться у себя в комнате, в постели, но нам надо поговорить.
Майк провел его в пустую комнату и прикрыл дверь. Потом сел в глубокое кресло и указал на стул напротив. Майк выглядел усталым, его маленькие глазки припухли и покраснели.
— Я встал сегодня в пять тридцать. — Стук. Дверь приотворилась. — Не входите, мы разговариваем! Слышите?! — во весь голос закричал он.
Приглушенное бормотание. Дверь закрылась. — Тебе надо менять рубашку несколько раз в день, — сказал Майк. — Ты сильно потеешь.
Брюс кивнул. — Когда тебе снова будет так плохо, приходи ко мне. Я прошел через это года полтора назад. Знаешь Эдди? Такой высокий, тощий? Он меня восемь дней катал, не оставлял одного. — Майк внезапно заорал: — Вы уберетесь отсюда?! Мы разговариваем! Идите смотреть телевизор! — Он перевел взгляд на Брюса и понизил голос. — Вот приходится… Никогда не оставят в покое.
— Понимаю, — сказал Брюс. — Брюс, не вздумай покончить с собой. — Да, сэр, — ответил Брюс, глядя в пол. — Не называй меня «сэр»! Он кивнул. — Ты закидывался или кололся? Он молчал. — Сэр, — сказал Майк, — я десять лет мотал срок. Однажды восемь парней из нашего ряда в один день перерезали себе глотки. Мы спали ногами в параше, такие маленькие были камеры. Ты сидел в тюрьме?
— Нет, — ответил Брюс. — Но, с другой стороны, я видел восьмидесятилетних заключенных, которые радовались жизни и мечтали прожить подольше. Я сел на иглу еще совсем сосунком. Я кололся и кололся, и больше ничего не делал, и наконец загремел на десять лет. Я так много кололся — героин с препаратом С, — что ничем другим никогда не занимался. И ничего больше не видел. Теперь я сошел с иглы и очутился на свободе, здесь. Знаешь, что я заметил? Что сразу бросается в глаза? Я слышу журчание ручьев, когда нас пускают в лес. Я иду по улице, по самой обыкновенной улице, и вижу кошек и собак. Никогда их раньше не замечал. Я видел только иглу. — Майк посмотрел на свои часы. Так что я понимаю, каково тебе, — добавил он.