Понедельник - день тяжелый. Вопросов больше нет (сборник)
Шрифт:
— О чем вы, Марья Антоновна, хотели поговорить?
— Полюбуйся! И этой гадостью Кокин детей кормить собирался. Детей!
— Да, действительно дрянь. Это наша? Точно?
— Наша, наша.
— Хорошо, Марья Антоновна, я разберусь. Спасибо, что пришли. Я сейчас Христофорова приглашу. Это больше по его части.
— Я бы на твоем месте другому поручила все выяснить. Возьми вот еще в придачу…
— Что это?
— Заводная головка. Золотая. Муж Тоси в колбасе нашел. Зуба из-за нее лишился. Узнать бы, чья это головка.
— Я знаю. Кокин вчера весь
— Кто у тебя посудой занимается?
— Каблуков, Яков Михайлович.
— Персона брата? Тогда понятно. Не знаешь, у себя он?
— Наверное. Где же ему быть.
— Да они на месте не сидят — как ни позвонишь, то на совещании, то в горисполкоме, а больше всего дома обедают. Я к нему. Понадоблюсь — позвони.
— Обязательно!
Королькова ушла. Пока Анна Тимофеевна одна, давайте познакомимся с ней поближе. Вот она подошла к окну, раскрыла его, протянула руку и сорвала с липы, что растет под самым окном, листок. Несмотря на жаркий день, листок прохладный, от него приятно пахнет июлем, от одного прикосновения к нему на душе становится как-то милее, и, честное слово, начинаешь мечтать о чем-то хорошем.
Анна Тимофеевна улыбнулась, приложила листок к губам, и раздалось знакомое с детства «чок».
Сначала автор хотел последовать установившейся в последнее время литературной традиции и сделать Анну Тимофеевну хорошей производственницей, но несчастной в личной, семейной жизни. В редком романе, повести, рассказе, пьесе, ке говоря уже о кинофильмах, героини то и дело не терпят семейные неприятности — им изменяют, от них уходят мужья (правда, некоторый процент неверных возвращается в родной дом), а покинутые женщины гордо идут своей дорогой (правда, некоторые, наиболее слабые, гибнут, уходят из жизни самыми различными способами, и всегда в тот момент, когда автор просто не знает, что ему делать с героиней).
Было очень соблазнительно ввести в повествование всяческие интимные подробности, ссору и последующее примирение двух супругов. Можно было бы показать даже бракоразводный процесс — соблазнов была уйма.
Но встал законный вопрос — зачем все это? Так ли уж это типично? И автор начал подворный обход близлежащих строений, стал наводить справки в домоуправлениях о количестве разводов. Получилась интересная статистика. Из 1965 обследованных семей 1963 оказались прочными, нормальными. Две семьи действительно дали трещину, дело дошло до «гр. Ш. Н. С., проживающий 2-я Аэропортовская, 7-15, кв. 145, возбуждает дело о разводе с гражданкой Ш., проживающей там же».
Учтя все это, пришлось отказаться от соблазнов и рассказать про Анну Тимофеевну без всякой выдумки, по-справедливому. Да и зачем сочинять, если у Анны Тимофеевны отличный, нежный, заботливый муж и он ее очень любит. А какие прелестные дети у Анны Тимофеевны! Дочке восемь лет, вся в маму, с серо-зелеными глазами, воспитанная, в этом году пошла в первый класс, приносит одни пятерки и отстает по физкультуре— не может кувыркаться через голову. Сынку одиннадцатый год. Он в папу, кареглазый, только губы мамины, пухлые, немножко ленивые. У сынка с физкультурой
Впрочем, сейчас каникулы, и не будем вспоминать о мелких недоразумениях.
Супруг Анны Тимофеевны окончил библиотечный институт, но работает не по прямой специальности — инспектором отдела народного образования. Сейчас он в Москве, на всероссийском совещании. Вот почему Марья Антоновна сказала: «Мужа нет, вот и форсишь!»
Из этой формулировки можно сделать вывод, что Марья Антоновна информирована обо всем, что происходит в семье Соловьевых. Только одного она не знает, несмотря на всю свою проницательность: у Анны Тимофеевны, при всем ее сияющем, нарядном виде, крайне туго с деньгами. Кроме собственной семьи у нее еще две сестренки — им надо помогать, есть племянница от погибшего на фронте брата — ей тоже надо помогать, а у мужа живы родители — о них тоже надо заботиться.
Зато об этом обстоятельстве — о полном отсутствии у Анны Тимофеевны каких-либо накоплений — отлично знали Юрий Андреевич Христофоров и Кузьма Егорович Стряпков. И, как мы увидим в дальнейшем, они это учли.
Пока мы знакомились с Соловьевой, в вышестоящей инстанции о ней шел разговор. Разговор не официальный и не окончательный, но серьезный. Про такие беседы иногда говорят: «Мы этот вопрос где надо провентилировали». Что это означает, понятно не всем и не всегда, но все и всегда делают вид, что все понятно.
«Вентилирование» подходило к концу. Солидный товарищ, поглядывая на часы, говорил другому, менее солидному:
— Ты понимаешь, какое дело, все бы хорошо, но уж очень она, как бы сказать, женственна. Нет у нее этакой мужской напористости. Глаза словно у девочки, и все улыбается.
— Это пройдет… Я с ней поговорю.
— Боюсь, не справится. Бушуев — тот был орел. А эта, боюсь…
— Вам виднее. Вполне возможно, и не справится.
— Ас другой стороны, посмотреть — человек она грамотный, честный, а там это качество ой как надо. А опыт что…
— Опыт придет.
— А если посмотреть еще — не справится. Молода!
— Я поговорю с ней. Хотя, конечно, молода.
— А все-таки она женщина. А у нас в Краюхе женщин на руководящей работе не так-то уж много. Мне об этом сам Сергей Павлович говорил.
— Да, это верно. Сергей Павлович прав. Женщин надо…
Более солидный еще раз посмотрел на часы и решительно встал.
— Ну, мы этого вопроса сегодня не решим. Ты куда?
— Домой.
— Поехали?
— С удовольствием.
Как только машина тронулась, менее солидный вспомнил про Соловьеву, но, не желая посвящать шофера в государственные дела, сказал, не называя фамилии:
— Я думаю, она справится.
Солидный, помолчав, ответил:
— Подумаем. Посоветуемся.
Анна Тимофеевна в это время сорвала еще один листок, снова сделала «чок» и улыбнулась.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
повествующая о том, что такое персона брата и в чем ее истинный смысл