Понедельник - день тяжелый. Вопросов больше нет (сборник)
Шрифт:
«Вези тебя, черта грузного! — возмущался Стряпков. — Даже не пошевелится. Ничего, я тебя сейчас дойму…»
И он вслух начал расхваливать гребной спорт:
— И — раз, и — два! Полезная штуковина. Хорошо действует на разные мышцы…
Каблуков никакого интереса к укреплению мышц не проявил.
— И — раз, и — два!.. Я это давно понял. Брюшной пресс после этого — прямо каменный. Как у вас с желудком, Яков Михайлович?
— Как вам сказать? Как будто ничего.
— Гребля и этому способствует. И — раз, и — два!
Поясница у Стряпкова заныла, как будто туда переселились все зубы и сразу
Вслух он сказал:
— В Москве все руководящие лица спортом занимаются. Да что я говорю. Ваш братец Петр Михайлович в бытность свою в прошлом году сам рассказывал, что в теннис играет…
Два дня назад Яков Михайлович при упоминании о брате наверняка бы потерял душевное равновесие. Сейчас же это почти не произвело впечатления — утверждение в новой должности не то чтобы уравняло братьев, но, во всяком случае, дистанция сблизилась, поэтому Каблуков спокойно заметил:
— Возможно. Не слыхал.
Потеряв надежду сдвинуть Якова Михайловича с руля на. весла, Стряпков с плохо скрываемым ожесточением сказал:
— Может, пристанем к берегу? Передохнем?
— Пожалуй. Я тоже приморился.
Стряпкову пришлось снять ботинки и засучив штаны, прыгнуть в воду, подтянуть лодку к берегу. Весь перепачканный в тине, он, тяжело отдуваясь, хлюпнулся на песок: «Идол железобетонный. Посадили тебя, тупицу, на нашу голову! Сдохнешь, пока тебя довезешь…»
Каблуков, словно угадав его мысли, произнес:
— Отдохните немножко, и двинемся. Я смотрю на вас и завидую. Мне бы тоже хотелось поразмяться, но неудобно, неловко как-то — руководитель везет подчиненного.
Обрадованный Стряпков с робкой надеждой в голосе выкрикнул:
— Никто ведь еще не знает!
— Завтра все узнают. Нет, нет, как хотите, но. этого удовольствия я себе доставить, к сожалению, не могу. Буду тихо вам завидовать.
Стряпков окончательно было собрался послать Каблукова ко всем чертям, но послышался шум — по реке летела моторная лодка, мощно разрезая воду металлическим носом. Кузьма Егорович вынул уключину, спрятал ее под пиджак и замахал шляпой.
— Эй! Товарищи!
С лодки ответили:
— Что у вас?
— Терпим бедствие! Уключину потеряли. С одним веслом не доплыть. Возьмите на буксир!
Что за удовольствие лететь вперед на механических лошадиных силах! Вот когда начинаешь всерьез ценить и уважать технику. Речной воздух нежно ласкает, вспотевшее лицо. Лодка слегка подпрыгивает, вода мягко булькает — и все это без усилий, спокойненько. Можно даже закурить…
Стряпков отошел от гнева быстро. Жизнь стала снова казаться блаженной. А Яков Михайлович недовольно хмурился:
— Я — и на буксире! Спросите их, знают они меня или нет?
Оказалось, что моторная лодка принадлежит леспромхозу, находившемуся в сорока километрах, и команда никого в Краюхе не знает.
— Тогда еще ничего, полбеды. Как будем к нашим приближаться, отцепимся. Теперь мне надо авторитет оберегать. Не для себя, понятно, для дела…
К Стряпкову уже вернулась его веселость, он подсел к Каблукову поближе и начал разглагольствовать:
— Вот вы справедливо указали насчет авторитета. Это великое дело — авторитет. Есть у нас
Яков Михайлович начал слегка покашливать. Это у него всегда бывало признаком волнения. Очевидно, слова Стряпкова доходили до сердца.
— Допустим, вошел к вам в кабинет ну, скажем, счетовод Курицын… Возьмем выше — директор гончарного завода Сосков. Незачем его к вольности приучать. Разговаривать с ним надо стоя, тогда и он не сядет, не развалится на полдня. Войдет Сизов, а вы в бумаги углубитесь. Возможно, они вам наизусть известны, но это неважно, читайте их не спеша, и на Сизова — ни взгляда. И так, пока он не затрепещет и не почувствует, что он перед вами козявка…
За приятной беседой чуть не проскочили Остапово, облюбованное горпромсоветчиками для массового гулянья. Если бы не бдительность Якова Михайловича, унесло бы их черт знает куда, в чужой район.
Увидев у берега лодки, Каблуков вскочил и чуть не шлепнулся в воду.
— Отцепляй!
С моторной сердито бросили:
— Хоть спасибо бы сказали!
— Ну, вот и все! С благополучным прибытием, Яков Михайлович! Обопритесь на мою руку и прыгайте… Осторожненько, тут, я извиняюсь, слегка грязновато…
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,
в которой совершается тайный брак
Тайный брак!
Сколько волнений, сколько мук и ожиданий счастья скрыто за этими двумя короткими словами.
Ночь! Проливной дождь. Невеста, пугливо озираясь, пытается рассмотреть через запотевшее стекло кромешную тьму. На красотке поверх белого платья темная накидка. На крохотных ножках атласные туфельки. Слышно тарахтенье колес по булыжной мостовой: «Конечно, это он, мой любимый, мой дорогой…»
Это, так сказать, осенний вариант.
Ночь. Метель. Возможно, даже пурга. Невеста, пугливо озираясь, пытается рассмотреть через причудливо разрисованные лютым морозом стекла кромешную тьму. На красотке поверх белого платья беличья шубка. На крохотных ножках чесанки с галошами. Скрип полозьев: «Конечно, это он, мой дорогой, мой любимый…»
Это зимний вариант.
Замечено, что во всех романах, повестях, поэмах и устных рассказах все тайные браки, начиная со времен Ивана Калиты и кончая второй половиной нашего века, как правило, совершались либо глухой, черной осенью, либо в суровую зимнюю пору. Это очень устраивало, и не столько влюбленных, сколько авторов. В повествование включались стихийные силы, а с ними получалось куда интереснее.