Понять Россию. Опыт логической социологии нации
Шрифт:
Табель о рангах, упорядочивающая взаимоотношения индивидуальных составляющих и системы в целом, Генеральный регламент, определявший порядок функционирования центральных учреждений (коллегий) и духовный регламент стали апофеозом воздвигаемой системы и завершали крутую заварку смеси восточной деспотии и новейших (с точки зрения XVIII века) формальных государственных управленческих институтов.
Такая система был эффективной и действенной для решения военных задач и мобилизации экономики. Однако она же и содержала в себе коренные пороки, превращающие ее в тупиковое направление в решении задач стратегического развития нации и обеспечения ее конкурентоспособности:
– к
– эта система самоконтролирующаяся, а потому в ней не заложен «иммунитет» общественного контроля, не позволяющий разрастись внутрисистемным язвам и порокам;
– эта система обречена на циклическое повторение деградации и распада управления46;
– коррупция является ее органическим системным элементом, так как именно бюрократия определяет правила игры для общества и его экономической инициативы, но при этом у общества практически нет никаких рычагов влияния, чтобы процедуры принятия решений шли более эффективней, кроме прямого материального стимулирования лиц, ответственных за эти решения.
Взятка – в некотором роде попытка живой системы (общества) наладить столь же живую и действенную связь с системой «мертвой», т. е. с склонным к окостенению государственно-административным аппаратом.
Стоит сказать, что кровавая, но совершенно безуспешная борьба Петра с казнокрадством и взяточничеством позволяет нам уже на основании даже его только опыта, вывести закономерность, которая может быть принята как универсальная и относящаяся к любому обществу и времени.
Уровень коррупции находится в прямой зависимости от уровня государственного вмешательства в гражданскую экономическую и политическую инициативу.
Коррупция всегда выступает в качестве «естественной» ренты государственной бюрократии. И естественного продукта бюрократического государства. Причем эманация государством коррупции носит отнюдь не мистический характер. Не стоит объяснять причины распространенности мздоимства также испорченностью нравов. Коррупция неизбежно возникает на стыке живой экономической инициативы и мертвого бюрократического аппарата.
Ключевым же пороком созданной Петром I системы, обрекающим ее на перспективную несостоятельность, является то, что она всегда подавляет инициативу в обществе, заменяя ее директивной активностью, но директивное развитие всегда менее конкурентоспособно в сравнении с развитием на основе свободной инициативы.
Логика петровских преобразований неизбежно вела к утверждению именно такой системы. А полученный им блестящий результат – рождение великой Империи – создавал иллюзию безусловной эффективности созданного государственно-политического устройства и потому потребности в каких либо существенных ее переустройствах не могло быть. По крайней мере, до того момента, когда системные пороки не проявятся настолько, что станут угрожать самому существованию системы.
Эволюция системы от Петра I до наших дней
Однако импульс, приданный России пинком державных петровских ботфорт, стал угасать уже во время первых его преемников. И даже не менее деятельная, чем Петр, Екатерина II, которая пыталась изменить наш государственный уклад сообразно идеям европейского Просвещения, добиться радикальных перемен так и не смогла. Ведь для этого нужно было провести в жизнь противоестественные для нашей системной организации преобразования, а Екатерина понимала, сколь роковые последствия могло это иметь для ее власти.
Как поняла вскоре она и то, что все ее либеральные начинания будь то попытка отмены крепостного права либо привлечение общественности к разработке законодательных актов в Уложенной комиссии, обречены на провал ибо совершенно не найдут отклика в русской душе, никак не понимавшей вольтерианство императрицы.
И все же Екатерине удалось посеять семена цивилизованной организации национальной жизнедеятельности, которые давали России шанс не отстать от прогресса навсегда. В 1775 был издан манифест, дозволявший свободное заведение любых промышленных предприятий, без чего не возможно было развитие рыночной организации национальной экономики. В 1785 Екатерина издала свои важнейшие законодательные акты – жалованные грамоты дворянству и городам. Была подготовлена и третья грамота – государственным крестьянам, но политические обстоятельства не позволили ввести ее в действие. Эти акты создавали предпосылки для формирования в России полноценных сословий западноевропейского типа, без чего естественно не могло быть и речи об оформлении сословных интересов и идеи сословного представительства, из которых, собственно говоря, и вырос западный парламентаризм и демократия.
Но после бесспорно для России «золотого века» Екатерины II, которая как могла, пыталась облагородить европейским духом наше варварство, и внедрить начала цивилизованного управления, мы стали все более отставать от динамичного Запада. И связано это было в первую очередь с тем, что наследники Екатерины вернули развитие национальной государственной организации в традиционное русло – укрепление бюрократических начал и подавление проявлений нерегламентированной гражданской инициативы.
Так продолжалось вплоть до правления Александра II, когда позорное поражение России в Крымской войне вскрыло столь вопиющую несостоятельность существовавших у нас государственных порядков, что встал вопрос о коренной их переделке на основе западных технологий общественного управления. Для России жизненно необходимо было создать условия для модернизации отношений общественного воспроизводства – отказ от крепостничества, развитие местного самоуправления, судебная реформа и т. д. Хотя конечно это было еще не радикальной заменой петровской системы, а лишь начало движения к тому.
Александр II в отличие от Петра действительно хотел нас привести к европейской цивилизации. Однако трагическая гибель царя реформатора поставила крест на продолжении его начинаний. При этом стоит заметить, что смерть эта была вполне закономерна. Россия попросту отторгала затеянное Александром, как будет она отторгать и все, что будут пытаться делать после него другие реформаторы, пытающиеся вывести Россию из перманентного ступора, вызванного восточно-деспотической системной организацией.
Реальный поворот в Европу не был нужен российскому правящему классу, так как радикально изменял традиционные механизмы получения им управленческой ренты.
«Европейство» не было нужно и народу, так как он не приучен был к самоуправлению и потому не умел им пользоваться и не понимал всей его выгоды.
Как ни парадоксально, но действительно радикальные реформы Александра не нужны были и даже самим революционерам, организовавшим его убийство. Ибо и эти «защитники» народа на самом деле были одержимы не народовластием, а идеей смены элит, патронирующих над обществом.
И все же именно после Александра II и реформ Петра Столыпина, продолживших радикальное переустройство самой экономической нашей основы, Россия стала развиваться столь стремительно, что уже в начале XX века начинает догонять мировых лидеров.