Понятие сознания
Шрифт:
Обладание теорией или неким проектом не подразумевает, что следует нечто делать или говорить, подобно тому, как обладание пером не обязывает вас писать им. Иметь перо — значит быть в состоянии писать им, если возникнет соответствующая ситуация. Владеть теорией или проектом — значит быть готовым при случае рассказать о них или применить их. Работа по построению теории заключается в том, чтобы достичь соответствующие готовности.
Я говорю, что тот, кто владеет теорией, готов ее изложить либо применить. В чем здесь разница? Быть в состоянии изложить теорию — значит быть способным обстоятельно ответить тому (возможно, даже создавшему теорию человеку), кто хочет или кому необходимо узнать, что собой представляет эта теория, то есть предложить в устной или письменной форме понятную формулировку выводов из теории, проблем, которые она решает, и, возможно, также доводов в пользу принятия данных решений и отказа от других предлагаемых решений. Владение теорией включает в себя способность преподать ее в качестве урока. Тот, кому даются подобные уроки, если он разумен, может сам стать обладателем теории или же, если он достаточно изощрен, понять и усвоить ее без принятия ее положений. Однако мы не создаем теории и проекты только для того, чтобы уметь их излагать. Главной задачей дидактических упражнений, предназначенных как для самих себя, так и для
Нельзя однозначно ответить на вопрос: «В каких целях, кроме дидактических, можно использовать теорию?» Теории Шерлока Холмса предназначались главным образом для доказательства виновности преступников и их поимки, для предупреждения запланированных преступлений и оправдания невиновных подозреваемых. Они также могли быть предназначены для использования в качестве поучительных примеров успешных детективных методов. Его теории находили применение, если из них действительно делались какие-то выводы и если согласно им арестовывались преступники и освобождались подозреваемые. Теории Ньютона применялись, когда исходя из них делались верные прогнозы, предсказания или ретросказания, когда согласно им проектировались машины, когда была оставлена надежда построить вечный двигатель, когда некоторые другие теории были отвергнуты или согласованы с ньютоновскими теориями, когда издавались книги или читались лекции, что позволяло обучающимся полностью или частично усвоить его теории, и, наконец, когда его методы построения теорий были изучены и успешно применены в новых исследованиях. Быть ньютонианцем не только означает умение воспроизводить сказанное Ньютоном, но также говорить и делать то, что Ньютон мог бы сказать и сделать. Овладение теорией предполагает подготовку к тому, чтобы совершать множество различных действий, только часть из которых имеет отношение к преподаванию. Научить кого-либо (в том числе себя самого) чему-либо — это, в свою очередь, значит подготовить его к решению множества задач, только часть из которых будет преподаваться в дальнейшем.
Итак, мы могли бы сказать, что во время теоретизирования душа, inter alia, готовится к тому, чтобы говорить или писать дидактически, и что предполагаемая польза для того, кто воспринимает эту теорию, будет состоять в том, что бы научится по-другому действовать и реагировать, причем только часть из этих действий и реакций впоследствии найдет отражение в дидактических заявлениях. Это отчасти показывает, в чем заключается недостаток представления о Разуме как о способности порождать и воспринимать дидактические поучения. Но некоторые из выученных операций, несомненно, в дальнейшем станут предметом дидактики, поскольку при внимательном восприятии дидактических пассажей мы учимся по крайней мере одному делу: говорить то же самое или нечто сходное либо, по крайней мере говорить в той же манере. Так новобранец по меньшей мере осваивает команды и то, как их выполняет его сержант. Любой урок всегда учит тому, как давать и усваивать уроки подобного рода. Когда Галилей разъяснял окружающим законы поведения звезд, маятников и телескопов, он также на своем примере учил их тому, как говорить на научном языке о любом другом предмете.
Перейдем теперь к проблеме построения теорий. Во-первых, я не ограничиваю это понятие теми операциями, которые, подобно тому, как это происходит в математике, юриспруденции, филологии и философии, могут быть осуществлены сидя в кресле или за партой. Ни Колумб не смог бы дать характеристику западной части Атлантики, если бы не совершил туда путешествия, ни Кеплер не смог бы описать законы Солнечной системы, если бы он и Тихо Браге не провели томительные часы в наблюдении за небом. Тем не менее, мы отличаем их теории, которые они в итоге устно или в напечатанном виде предложили образованному обществу, от тех усилий и наблюдений, без которых они не смогли бы построить эти теории. Формулировки их теорий включают в себя сообщения или ссылки на определенный ход событий и на проведенные наблюдения, но они не включают в себя и сами эти события или наблюдения. Результаты исследования могут быть изложены в прозаической форме, но само исследование обычно не сводится к работе с бумагой и пером, но состоит также из действий с микроскопами и телескопами, весами и гальванометрами, лаглинем и лакмусовой бумагой.
Далее, когда я говорю о построении теорий, я имею в виду не только классические примеры знаменитых открытий, но и тот круг задач, в решении которых в той или иной степени, при тех или иных обстоятельствах принимают участие все, у кого есть хоть какое-то образование. Домохозяйка, пытаясь выяснить, поместится ли ковер на полу, занята теоретизированием, вовсе не претендуя на это. Она занимается своего рода исследованием, и результаты ее исследования будут в итоге установлены. Ее теория выразится в том, что именно она сообщит своему мужу и что она сделает с ковром, поскольку, работая утром с рулеткой, карандашом и бумагой, она подготовилась к тому, чтобы положить ковер так, а не иначе, и к тому, чтобы рассказать своему мужу, что ковер можно положить таким образом вследствие такой-то формы и такого-то размера пола и ковра. Я также использую слово «теория», чтобы охватить результаты любого систематического исследования, не учитывая, составляют ли эти результаты дедуктивную систему или нет. Так, оценка, которую историк дает ходу сражения, будет его теорией.
Если фермер проложил дорожку, то он может потом беспрепятственно расхаживать по ней — собственно, для этого она и была сделана. Однако работа по обустройству дорожки не была легкой прогулкой: ему пришлось делать разметку на земле, копать, разравнивать кучу гравия, укатывать дорожку, делать дренаж. Он копал и трамбовал землю там, где еще не было дорожки, для того чтобы в итоге она у него появилась, чтобы он мог по ней гулять и ему больше не пришлось копать и укатывать землю. Подобно этому владеющий теорией человек может, помимо прочего, излагать эту теорию или любую ее часть самому себе или окружающим; он может, образно говоря, прогуливаться от одной ее части к любой другой. Но работа по построению теории — это прокладывание дорожек там, где их еще не было. Смысл приведенной аналогии заключается в следующем: эпистемологи очень часто описывают работу по построению теорий в терминах, подходящих только для того, чтобы воспроизводить
Итак, подобно фермеру, который в поте лица прокладывает дорожку, готовя место для последующих приятных прогулок, так и человек, упорно работающий над построением теории, кроме всего прочего готовится к тому, чтобы беспрепятственно изложить теорию, которой он овладевает через ее построение. Его теоретическая работа является наряду с другими целями самоподготовкой к дидактическим задачам, которые уже не являются последующей самоподготовкой, но подготовкой других людей. Конечно, возможны промежуточные ситуации: на определенном этапе мыслитель уже владеет теорией, но далеко не в совершенстве. Он еще не до конца разобрался в ней: в ней есть фрагменты, где он иногда ошибается, запинается и сомневается. На этой стадии он будет в уме или на бумаге воспроизводить теорию или ее отдельные детали еще без той легкости, которая достигается практикой, но и без тех усилий, которые ему требовались при первоначальном построении теории. Он напоминает селянина, которому приходится утаптывать дорожку, прохаживаясь по ней туда-сюда, чтобы устранить оставшиеся на ее поверхности неровности. Как и этот фермер, наш мыслитель одновременно и использует свое владение теорией, и все еще учится тому, чтобы достичь в этом совершенства. Ему еще достаточно трудно излагать даже себе самому свою теорию, и одной из целей прилагаемого усилия является подготовка к тому, чтобы говорить о ней без труда.
Говорят, что правильное употребление повествовательного предложения отражает акт «суждения» или «высказывания суждения» и что правильное употребление повествовательного предложения, содержащего союзы «если», «поэтому» и «потому что», отражает акт «рассуждения», «вывода умозаключения» и «вывода следствия из посылок». Возникает вопрос, когда будут правильно употребляться повествовательные предложения: когда тот, кто их использует, занимается построением теории, или когда он уже обладает теорией и излагает ее в виде дидактического повествования, устного или письменного. Являются ли понятия, суждения, умозаключения или, одним словом, мыслительные операции действиями по прокладыванию дорожки или они относятся к некоторому классу действий по ее использованию, а именно по ее демонстрации или обучению тому, как делать такие дорожки? Являются ли они шагами или этапами процесса освоения некого предмета или же они — фрагменты урока, который мы преподаем (при надобности), после того как мы сами выучили его? Будет трюизмом сказать, что эксперт, который чувствует себя как дома в рамках своей теории, с легкостью может толковать ее отдельные элементы. Ему не надо долго обдумывать, что сказать, иначе мы не стали бы говорить, что он прекрасно разбирается в своей теории. Эксперт использует старый фундамент, а не закладывает новый. Но произносимые им готовые и упорядоченные простые и сложные повествовательные предложения вовсе не похожи на те запутанные, незрелые и вымученные формулировки, которые, вероятно, возникали в длительном процессе построения теории. Это было подготовкой теоретика к тому, чтобы в итоге он был способен представить готовое изложение отдельных элементов своей теории. Итак, нам надо решить, искать ли нам акты понимания, высказывания суждений и вывода заключений из посылок в первоначальном исследовании теоретика или в его конечной деятельности по объяснению теории — в процессах обретения знания или же в том, как он рассказывает о своих знаниях. Где мы предполагаем найти суждения и выводы детектива — в его отчетах или в его следственных действиях?
Я считаю, что мы должны задать этот вопрос, хотя эпистемологи склонны думать, что такого вопроса не существует. Они обычно классифицируют элементы доктрин, уже хорошо разработанных и дидактически изложенных теоретиками, и полагают, что аналогичные элементы должны иметь место как эпизоды деятельности по построению этих теорий. Обнаружив посылки и заключения среди прочих элементов опубликованных теорий, они постулируют наличие изолированных, предварительных «когнитивных актов» суждения; находя аргументации, они постулируют наличие отдельных, предшествующих процессов перехода от «постижения» посылок к «постижению» заключений. Я надеюсь, мне удастся показать, что эти отдельные интеллектуальные процессы, постулируемые эпистемологами, являются пара-механическими инсценировками элементов построенных и изложенных теорий.
Нельзя отрицать, что наша работа по теоретизированию включает в себя немало монологов и диалогов, множество верных и ошибочных вычислений на бумаге и в уме, многочисленные наброски, на доске или мысленно, схем и диаграмм, большое количество опросов, дискуссий, эмпирических констатаций. Несомненно, некоторые из этих обрывочных употреблений выражений функционируют не в качестве промежуточных отчетов об уже построенных или понятых субтеориях, адресованных самому себе, но как составляющие тех упражнений, посредством которых мы готовимся к тому, чтобы овладеть теорией, которой у нас еще нет. Я проговариваю, например, много вещей, я как бы прокручиваю их на языке, и, если мне кажется, что в них что-то есть, я повторяю их снова и снова, настраиваясь на такой лад, чтобы привыкнуть к этим идеям. Так, посредством практики я готовлюсь работать с ними далее, если они окажутся подходящими, или же избавляюсь от них навсегда, если они оказываются непригодными. Я даю себе наставления рекомендательного характера, упрекаю себя, хвалю, подбадриваю, задаю авторитетным тоном наводящие вопросы, чтобы заставить себя не уклоняться от скучных или трудных проблем. Однако о подобных выражениях нельзя сказать, что они отражают суждения или умозаключения в том смысле, что они не являются дидактическим изложением полученных выводов или аргументов. Если дело доходит до публикации теории, в ее готовой формулировке большинство этих выражений не находит места, подобно тому как в окончательном варианте сочинений учеников не воспроизводятся галочки, восклицательные и вопросительные знаки и другие пометки, нанесенные учителем синим и красным карандашами на полях черновиков. Они являются частью тех строительных лесов, которые используются при теоретизировании, а не элементами здания, возникающего в результате успешной теоретической работы. Аналогично этому солдаты на поле боя не выкрикивают вслух и не говорят про себя строевые команды.