Поп и пришельцы
Шрифт:
Еланина работала в рекламном отделе и обладала исключительной внешностью: красивое славянское лицо с прозрачным голубым взором, тяжелые округлые плечи, словно нарочно созданные для меховых боа или легких, щекочущих шею шубок. Она считалась «лицом фирмы».
– Что, не успели? – огорчился отец Герман. – А в каком-нибудь каталоге этих «маргаритов» нет?
Боречка задумался. Видно было, что ему приходится прикладывать для этого немалые усилия.
– Как же, – проговорил он наконец, – у меня на столе… Журнал
Он снова застрадал, разом вспомнив о позоре, от которого его отвлек было разговор.
– Надо, – ответил отец Герман, разбирая журналы.
– Все равно, там ведь не наши кролики… в журнале…
– Скажи, Борис, как ты думаешь: много ли в шекснинском районе кроликов породы «бургундский маргарит»?
Борис затих, вцепившись пальцами в одеяло.
Фотография была обнаружена, и отец Герман с нею ушел, напоследок погрозив Боречке кулаком. Тот расслабленно улыбнулся – засыпал, истомленный пережитым.
Секретарь Плахин встретил отца Германа хмуро. Драговозов был злой, не разговаривал, а больше сипел и наливался черной краской, если его не понимали с первого раза. Алина заперлась у себя и громко включила музыку, а на стук в дверь не отвечала. Катя исправно пила апельсиновый сок и смотрела музыкальные кинокомедии, но в беседы ни с кем не вступала. Супруга Драговозова находилась в круизе, поэтому семейный кризис всей тяжестью лег на плечи одного Николая Панкратовича, а он этого очень не любил.
– У вас есть цветной факс? – спросил Плахина отец Герман, заговорив с ним как с Гувыртовским, без «здрасьте» и прочих затрат времени.
Плахин оценил этот подход и полюбезнел.
– Разумеется.
– Нужно отправить материал Опарину в прокуратуру, – сказал отец Герман, протягивая развернутый журнал.
Плахин взглянул на глянцевую страницу и позволил себе удивиться.
– По-вашему, прокуратура заинтересуется пропавшими кроликами?
– Я им позвоню – заинтересуются. Какой телефон у вас не местный? Отправьте немедленно.
Плахин повиновался, а отец Герман принялся разыскивать Ивана Ильича Опарина с помощью телефона. Минут десять его мучили различными электронными мелодиями и рекламой новой спортивной обуви, пока сотрудники прокуратуры выслеживали Опарина по всему «Монстру»: из одного кабинета он вышел, до другого еще не дошел. И вдруг случилось маленькое чудо: в очередном кабинете, оборвав бодрый призыв спрашивать хлопья «Здоровая Семья» в универсамах города, трубку поднял сам Опарин.
– Это Машуков, – сказал отец Герман. – Вам сейчас придет по факсу изображение кроликов.
– А-аха… – зевнул Иван Ильич. – Я вас слушаю. Кроликов.
– Таких нет больше ни в городе, ни во всей области. Уникальная порода. Голубоватый мех с золотым отливом.
– Угу… кх-х! – отозвался Опарин. – Ясно. С отливом. Ну?
– Сегодня их украли у Драговозова.
– Сколько?
– Пару.
– Убийца?
– Вряд ли… но какая-то связь, возможно, есть. Иван Ильич, раздайте снимки дежурным, пусть поглядят на птичьем рынке.
– Умирающий верблюд хватается за соломинку, – высказался Опарин. – Сделаю.
И положил трубку.
Шекснинский птичий рынок представлял собою крайне усеченную копию вологодского. Он находился позади средней школы номер семь, вмещаясь как раз во внутренность спортивной площадки. По странному капризу природы, любители футбола собирались на пустыре неподалеку от консервного завода, а волейболисты натягивали сетку на пляже, между деревьями, так что торговля курами, морскими свинками и одной грустной канарейкой беспрепятственно развивалась в зонах защитников и полузащитников. Бывали здесь с товаром и драговозовские работники, поэтому появление человека с кроликом никого не удивило. Только продавцы морских свинок немного напряглись: выбирая «пушистика», дети обычно предпочитают свинкам кроликов. А эти были еще и забавные, с укороченными ушками, кругленькие, с густым голубоватым мехом.
Он стоял почти у самых штанг, обозначающих ворота, и неприязненно поглядывал на веселое мельтешение торговли. Несколько раз к нему подходили дети, деловито запускали руки в корзинку и гладили шелковистую шерстку, а потом справлялись о цене. Хозяин не отвечал, водил по толпе беспокойными глазами, и дети отходили, шепотом ворча.
Высокий подросток со смешливыми глазами жулика наблюдал это некоторое время, а затем тоже приблизился и пощупал в корзине мех и уши.
– А что это, дядя? – поинтересовался он. – Хомяк у тебя?
Хозяин не отвечал.
– Да я тебя спрашиваю, дядя! – развязно напирал подросток.
– Иди, мальчик, – процедил хозяин.
– Ну и дурак ты, дядя! – подросток чуть отошел и крикнул: – Да я и не собирался покупать! Больно надо!
Так продолжалось с полчаса, а потом появился наконец покупатель. Он глянул в корзину, поворошил там, коротко спросил:
– Кролики?
– Да.
– Оригинальная расцветка, – заметил покупатель.
– Импортные, – сквозь зубы проговорил хозяин.
– Да? – удивился покупатель. – Не драговозовские?
– Этой дешевки не держу.
– И почем? – осведомился покупатель. Услышав цену, присвистнул, но как-то очень быстро достал из пиджака деньги. И тотчас, едва только купюры оказались в руке продававшего, отвратительный казенный голос сзади произнес:
– Пройдемте, господа.
И в воздухе возникло, а затем исчезло милицейское удостоверение.
Покупатель гадко улыбнулся, взял корзину и сказал:
– Кроликов я приму, ладно? Это ведь «маргариты»?