Попаданец со шпагой

Коротин Вячеслав Юрьевич

Вид печки на колесах здорово ошеломил генеральскую чету.

– Сергей Васильевич, Вадим Федорович, что это?

– Приглашаю вас подойти поближе и отведать горячей каши, приготовленной в дороге, – сделал приглашающий жест рукой Соков.

Все-таки генералами к сорока годам становятся личности незаурядные: Бороздин сразу понял суть нашей кухни на колесах. Он застыл на несколько секунд, потом повернулся ко мне и протянул руку.

– Я не знаю, что за каша у вас получилась, Вадим Федорович, но идея великолепна. Примите мои поздравления

и благодарность. От всей армии России.

– Ну, в армии этого пока нет. – Я никак не ожидал такой быстрой и адекватной реакции.

– Будет, черт побери! Все силы приложу. Хоть дураков у нас в министерстве и достаточно, но даже они оценят… Господи! Как просто-то! Когда это видишь – сплошное недоумение: почему до этого не додумались раньше? Впрочем, пойдемте, попробуем кашу.

Тихон уже щедро раскладывал угощение по мискам, и, судя по его довольной физиономии, варево удалось. Наверняка попробовал сам, подъезжая к генеральской усадьбе.

– Прекрасно! – высказался Бороздин, проглотив первую ложку каши. – Солдатам, разумеется, столько мяса не положат, но все равно здорово!

Я уже наворачивал так, что только за ушами трещало. Действительно, очень вкусно. Пусть можно вычесть от этого несколько килограммов мяса, но приправьте такой обед маршем в несколько десятков верст – шикарно.

Даже юной супруге генерала понравилось. В общем, все вычистили миски до дна.

Позже вернулись к столу и все-таки отдали должное запеченным кабаньим окорокам под красное вино. Бороздин не мог прийти в себя от восторга и продолжал засыпать меня комплиментами. Он явно всерьез решил пробить идею полевых кухонь в ближайшее время.

– Сколько преимуществ сразу дает войскам это нехитрое изобретение: можно будет либо увеличить длину маршей, либо дать солдатам больше времени для отдыха…

– А малое количество костров в темное время легко может сбить с толку разведку противника, – вставил Соков.

– Можно будет делать прямо на марше короткие остановки на обед, – добавил я.

– Правильно! – подхватил генерал. – И солдаты реже болеть будут.

– И заботу государя о них лишний раз почувствуют. – Это уже Екатерина Александровна поддержала.

В общем, еще достаточно долго разговор вертелся вокруг нашей печки на колесах. Договорились, что Бороздин заедет за мной через неделю, и мы вместе отправимся в Петербург.

Заночевали мы, разумеется, у Бороздиных – совершенно не улыбалось отправляться в такой длинный путь на ночь глядя.

Тихон с кухней двинулся домой еще с рассветом. Вчера он, по совету Сергея Васильевича и с разрешения генерала, облагодетельствовал ужином ближайшую деревеньку аналогично нашему мероприятию в Выгузовке. Столько благословений, как мой слуга рассказал позже, он не получал за всю предыдущую жизнь.

Мы отправились часиков в десять, и снова я клял вовсю неторопливую поступь девятнадцатого века. Это же с ума сдуреть можно – шестьдесят километров за шесть часов! И ни видика тебе с фильмами, ни музыки. Даже почитать толком нельзя – трясет. Только разговор ни о чем со спутниками.

Хотя… Призадумавшись, понял, что слегка оборзел. Вспомнил, как в конце того самого двадцатого века, во время срочной (служил я в ПВО), сидел под землей и тупо писал в тетрадь всю ту цифирь, что считывал оператор со своего экрана для планшетистов. Два раза по шесть часов в сутки. Неделями без перерыва в таком режиме. Это называлось «объективный контроль». Чтобы, если какой-то самолет грохнется или пересечет границу страны не по делу или еще какой-то форс-мажор, мы цель выдавали – «все ходы записаны».

На командном пункте был и магнитофон, который вполне мог заменить солдата в наушниках, но ведь в случае чего это приспособление стрелочником не выставишь – разберись потом, после ЧП, с чего это техника вдруг перестала работать в самый нужный момент. А у техники такая тенденция всегда имелась.

Вот и сидели мы в наушниках по двенадцать часов в сутки. А «все небо в самолетах». А уж летом, когда учения за учениями, – просто кошмар. Эти летуны сами ночью покоя не знали и нам не давали.

Но один случай запомнился. Какой-то литовский крестьянин заехал после работы прямо к себе во двор на сенокосилке и «скосил» ножки своей маленькой дочери… Напрочь.

Шли учения по всему Прибалтийскому округу. В течение нескольких минут посадили на землю все, что летает. Рябившие засветками экраны почернели почти мгновенно: это из Риги подняли военный борт (девочку к тому времени уже доставили вертолетом в Вильнюс), и Рига – Вильнюс – Москва. Где грузинский хирург «приделал» ей обе ножки обратно.

И ведь качественно приделал. Где-то через год, в редчайшем увольнении в город, в кинотеатре, когда перед фильмом показывали киножурнал, увидел на экране эту самую девчонку. Приплясывающую.

И наших после этого еще во всей Прибалтике оккупантами считают. Или считали? Или будут считать? Ммать!

Но это я очередной раз отвлекся на эмоции.

Я к чему вообще: действительно оборзел ты, Вадим Демидов, – сидел себе в наушниках по двенадцать часов в сутки на одном месте и слушал не музыку, а бессмысленную цифирь. Теперь же тебя, блин, пейзажи раздражают. Аж целых пять часов. Да еще в компании не самых неинтересных в общении людей. Да уж. К хорошему быстро привыкаешь.

А ведь сунуть тебя опять в те же условия… Дать понять, что ты ДОЛЖЕН это сделать, – и не пискнешь по поводу дискомфорта даже сам себе. Ибо знаешь, что это важно. Важно и нужно. И не тебе рассуждать насколько – просто выполняй приказ.

Самокопанием я занимался в длительных паузах между пустой болтовней, но в конце концов приехали.

Кроме дворни нас встретила, естественно, и Анастасия, которая, пользуясь правом единственной и любимой дочери (а Сергей Васильевич действительно относился к ней с некоторым придыханием), чуть ли не немедленно заявила права на мое внимание: