«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го
Шрифт:
— Проспался, Аника-воин? — «Бах» говорил спокойным, уставшим голосом. — Ну и хорошо, что очухался. Понимаю, как тебе тяжело, но сейчас не время для нюней, как бы жестоко это ни звучало. Ты — чекист! Пусть и недавно, но это не меняет ничего! Сожми зубы и терпи! Война идет! Ты один близких потерял?! Тяжело, но нужно жить, ради памяти ушедших, жить и делать все, что должен. Понял? Вижу, понял. А то начал тут вчера уроки рукопашного боя демонстрировать! Можешь нормально слушать и понимать, что тебе говорят? Или нам уйти и оставить тебя здесь, к чертям собачьим?! Пусть с тобой врачи возятся? Не хочешь так? Тогда слушай. Все вопросы потом. Давай, Николаич, говори, — и он отвернулся.
— Андрей, — Мартынов говорил какими-то казенными фразами, будто донесение читал, — вчера, 17 мая, в 15 часов, на выезде из Москвы в направлении Реутова, на контрольном пункте
Замолчав, Мартынов посмотрел на меня, как будто хотел еще что-то сказать, но просто встал и вышел вместе с Ивановым. Через минуту появились «санитары», забрали табуреты, и я остался один. Почему-то теперь я мог думать спокойно, не сваливаясь в истерику. Тоска и боль остались, но где-то там, на самом дне души. Все остальное пространство заняла холодная, тяжелая ненависть. Не к нашим, нет. К немцам и тем, кто им помогает. Если будет малейшая возможность, буду давить этих гадов, как тараканов! От мысли об этом почувствовал, как пальцы рук скрючились, как когти. Подняв руки к лицу, обнаружил, что уже не связан, разогнул сведенные судорогой пальцы, вытянулся и уставился в потолок. Значит, говорите, вспоминай, с кем общался? Вспомню! Голова работала спокойно и уверенно, как компьютер. Перед глазами вставали лица людей, слова, которые я произносил. А кто мог знать адрес? Черт его знает! Никому не говорил, в гости не приглашал. Думая обо всем этом, я сам не заметил, как уснул.
Интерлюдия. Москва, кабинет Л.П. Берия, 18.05.1942 г.
— Рассказывай, Александр Николаевич. Как вел себя Стасов? — Лаврентий Павлович был хмур. Последние события сильно ударили по его самолюбию. А разговор с Хозяином не добавил положительных эмоций. ТАКОЙ реакции от Сталина на сообщение о нападении на супругу Стасова нарком не ожидал! Сказать, что Вождь был в ярости, это не сказать ничего!
— Сотрудники майора Иванова оказались правы, прогнозируя реакцию Стасова на гибель жены, тут я вынужден признать, они сработали лучше, чем наши аналитики. Благодаря оперативникам все прошло без особых проблем. — Мартынов непроизвольно потрогал губу. — Один из сотрудников палец вывихнул.
— Даже так? — Берия хмыкнул. — Раз так смотрит, то готов к работе. Завтра забирайте его, покажите фотографии убитых налетчиков. Чем черт не шутит?
Меня разбудил мягко щелкнувший замок двери. Открыв глаза, я увидел Мартынова и незнакомого сержанта, который держал в руках форму и сапоги.
— Одевайся, Андрей. Пошли, работы море. — Он присел на лежак, наблюдая, как я одеваюсь. Затягивая ремень, я посмотрел на него и, неожиданно для самого себя, сказал:
— Командир. Прости за… — Не договорив, я посмотрел ему в глаза. Тот молча встал, крепко сжал мое плечо и отпустил. Извинения были приняты. Через пару минут я был готов, и мы направились на выход. Оказалось, что мы находились в знакомом мне подвале комиссариата, только немного подальше моих обычных «келий». На выходе мне вернули оружие, и мы направились к Мартынову. В кабинете он усадил меня за приставной стол, дал стопку бумаги.
— Пиши. Пиши все, что можешь, по заданным вчера вопросам. — И ушел.
Ясность в голове, накатившая вчера на меня, никуда не исчезла. Поэтому я без малейшего напряжения записывал имена и почти дословно разговоры со всеми, с кем свела меня судьба за последние полгода. Какая-то часть меня понимала, что такое состояние ненормально, но мне было плевать. Не знаю, может, я свихнулся или что-то еще. Но я даже получал странное удовольствие от ощущения жуткой смеси боли и ненависти, поселившейся во мне. Часа через полтора вернулся Мартынов. Забрав мои бумаги, он хмыкнул и как-то странно посмотрел на меня.
— Что-то не так, товарищ майор? — Я смотрел ему прямо в глаза и видел, что ему неприятен мой взгляд.
— Нет, все так, старший лейтенант. Как ты все это запомнил? — он показал на стопку бумаг. — Ты уверен, что написал все точно?
— Уверен, товарищ майор. А как запомнил… Не знаю. Да и неважно это, важен результат, а он перед вами.
— Ладно, посмотри эти фотографии. Может, кого узнаешь. — Он протянул мне четыре фото. — Это те, кто убит при попытке захвата Олеси. Но при чем тут Волноваха, про которую Зильберман пытался что-то сказать?
Задрожавшими от ненависти руками я взял фотографии, краем уха слушая, что продолжает говорить Мартынов. На двух я увидел ранее виденные мною лица возможных агентов, два были совершенно незнакомы. Только я собрался положить фотографии на стол, как Мартынов опять помянул Волноваху. Вернувшись к фотографии со смутно знакомым лицом, я наконец вспомнил! Это же та мразь из рюмочной в Волновахе! Значит, жив тогда остался, самка собаки! Хозяев себе нашел!
— Вот этого знаю, Александр Николаевич, — дрожащим голосом сказал я. — Главный из тех, из рюмочной в Волновахе, в наших с Яшей отчетах это есть. Именно его я пару раз видел, но не смог вспомнить. Значит, к немцам перешла эта тварь. Наверное, его прислали убедиться, что я это я. А потом, встретившись, они с Яшей узнали друг друга. — Голос сорвался, и я отвернулся в сторону.
— Разберемся, Андрей, разберемся. Очень похоже на то, что ты прав! Твою мать! Ну кто же знал?! — Мартынов взял в руки фотографию и внимательно посмотрел на нее. — Теперь проще будет. Знаем, с какой стороны ноги растут! Все. Иди к себе в кабинет, я — к товарищу наркому.
Интерлюдия. Кабинет наркома НКВД Л.П. Берия, 19.05.1942 г.
— Значит, говоришь, Стасов опознал одного из убитых? — Лаврентий Павлович откинулся на спинку кресла. — Это точно?
— Да, Лаврентий Павлович, уверенно опознал вот этого типа. — Мартынов подал фотографию Берия. — В нем Стасов опознал красноармейца, с которым произошел конфликт в Волновахе. В отчетах Стасова и Зильбермана это было отражено. Именно его имел в виду Стасов, когда не мог вспомнить, где встречал одного из тех, кто стал появляться около него. Судя по всему, этот тип перешел к немцам. А вот в случайность того, что именно этот человек оказался в группе нападавших, я не верю. Стасов выдвинул предположение, что этот тип направлен для его опознания. А при встрече лицом к лицу Зильберман узнал его. Видимо, об этом Зильберман и пытался сказать, когда приходил в сознание. Вот и… — Мартынов замолчал.