Поправка курса
Шрифт:
— Это точно? Ну да, ну да… Бывает.
— Сплошь, рядом и всегда. Взять хоть Крымскую войну, когда интенданты сколачивали баснословные состояния на гнилых сапогах. Кому война, кому мать родна, говорили в народе.
— Но можно… Можно самим закупить эту тысячу шприцев! — нашел решение Альтшуллер.
— Можно. Только их будут держать на таможне. Потребуют множество бумаг и разрешений на их использование. Покуда санитарный поезд не уедет во Владивосток со шприцами перекупщиков. Или вот… Знаете, что из средств, выделенных для медицинской службы, проводятся закупки минеральной воды?
— А чем плоха минеральная вода? — спросил Синани.
— Ценой. В итоге она выходит дороже крымского вина. Ну, и солдатам, скажу по своему опыту, не до минеральной воды, ни здоровым, ни раненым. Да она и не доедет до фронта. Осядет в том же Владивостоке или по пути туда. Наживутся дважды: во время закупок и во время продаж. Кому мать родна, да.
— Но общественность? Куда смотрит общественность?
— Куда, куда… Куда всегда. Ладно. Мы тут сидим, как три Ротшильда, рассуждаем о войне, а собственные силы наши… И даже силы всей Ялты… и всего Крыма… Начнут возвращаться с войны увечные воины, тогда, может, и удастся помочь им. Найти посильную работу, например. А пока… Только личное участие.
— Но вы же, Петр Александрович, сами говорите: нет вакансий.
— Личное участие в жизни страны. И здесь, в Ялте, оно столь же важно, как и в Порт-Артуре. Даже важнее.
— Почему — важнее?
— В Порт-Артуре нам не жить. Как пришли, так и уйдём. Ялта — другое дело. Разумное управление плюс электрификация — и она станет городом-бриллиантом, — но мечтания в духе Манилова мы отложили до лучших времен.
— Не так давно в Аутке, неподалеку от дома Чехова, обнаружили троих убитых мужчин, — понизив голос, сказал Синани.
— Я что-то слышал об этом, — признался Альтшуллер.
А я промолчал. В газетах об этом точно ничего не было.
— В первый же день полицмейстер получил письмо, в котором были названы имена убитых, перечислены приметы, а, главное, пишущий признавал, что казнил их по приговору Исполнительного Комитета, как систематически утаивающих добычу, а не сдающих её в пользу партии. Полиция вела дело скрытно. Рядом резиденция Государя, нужна особая деликатность. Проверили. Выяснилось, что убитые — беглые каторжане, убийцы и грабители, на каждом изрядно крови. Имена их соответствуют указанным в письме. Но вот что за Исполнительный Комитет, какая партия — это загадка. Дело забрали жандармы. И тут в столице убивают Плеве. Ялту ждут большие строгости. Будут проверять всех и вся.
— Да… — Альтшуллер был встревожен. У него и без того были трения с властями, которые считал его, Альтшуллера, нежелательным элементом. Ну, как выселят? Поди потом, доказывай.
Нет, ему выселение не грозило. Среди больных, которых он пользовал, немало влиятельных людей. Весьма влиятельных. А всё ж неприятно.
— К вам, Петр Александрович, претензий, конечно, нет, а вот к вашему Мустафе могут и придраться, — предупредил Синани. — Он же турок у вас?
— Турецко-подданный, — подтвердил я. — Но с документами у него полный порядок. Сам Трепов подписал разрешение на проживание в любом месте нашей губернии (я нарочно ввернул «нашей», из патриотизма).
— Ну, тогда волноваться вам не о чем, — заключил Синани.
А я и не волновался.
— Да, Исаак Наумович, — спросил я у Альлтшуллера, — помните Никитина, купеческого сына? Того самого, что огрели по голове во «Франции»?
— Да, разумеется. Валерий Николаевич, приятный молодой человек. Он полностью оправился от того удара в течение недели.
— И какова его дальнейшая судьба?
— Он решил задержаться в Ялте. Устроился на работу. Его как раз Исаак Абрамович устроил.
— Да, — подтвердил Синани. — он теперь в заведении Роффе работает, и преотлично работает. Учет и контроль, говорит, это то, что необходимо для дела. Коммерческое училище — это не то, что мы, старики, натуршпиллеры. Всё по науке. Хочет доказать отцу, что и сам он, без отцовской поддержки, способен пробиться в жизни. Молодого человека повысили до старшего смены, и это не предел, нет-нет, не предел.
— Я рад за Никитина. Такие люди — энергичные, образованные, молодые — нужны Острову Крым.
— Простите, вы сказали — острову?
— В переносном смысле, в переносном. Идея, чтобы Крым стал для России и здравницей, и житницей, и кузницей. Что есть главное богатство страны? Люди! Дуракам что ни дай — леса, поля, реки, богатые недра — всё придет в упадок. А умные и трудолюбивые на самых скудных землях будут жить хорошо.
— И что, по-вашему, нужно, чтобы Крым стал райским островом? — не без скепсиса спросил Альтшуллер. — Деньги?
— Деньги не помешают. Но важнее денег люди. Люди, дорогой Исаак Наумович, решают все.
— Да где ж их взять, людей? Не с луны же?
— С Луны брать нельзя, они там нужны тоже. Но дайте срок — из Москвы, из Санкт-Петербурга, из глубинной России потянутся. Побегут, поедут, полетят. Процесс уже идёт, пусть и неспешно. Важно только отделять зёрна от плевел. Зёрна нужны, зёрна!
— Вот вы, например, Петр Александрович! — поддел Альтшуллер.
— И я. И вы. И Чехов. А скоро приедет Шухов — большой человек, из породы строителей. Да и другие тоже. Работы здесь много.
На том мы с Синани и расстались.
Альтшуллер вышел вместе со мной.
— Вы Ротшильдов упомянули, — сказал он мне.
Мы решили немного посидеть на скамейке около «Русской Избушки», послушать море, подышать морем.
— Упомянул, — сказал я.
— Они уже с вами связывались? Ротшильды?
— Нет. А с вами?
— Спрашивают условия.
Море шумело, воздух полнился полезными ионами, Булька умильно поглядывал на прохожих. Мод «милашка», максимум дружелюбие, ноль агрессии.
— Условия… — я почесал животик Бульки. Он лежал на спине, греясь на солнце, и блаженствовал. Вот и Ротшильды подтянулись. Знаю я Ротшильдов. Это они, Ротшильды, условия ставят. Ненавязчиво.
— Предлагают пять миллионов марок за десять человек, — продолжил Альтшуллер.
— Мне это неинтересно, — ответил я.
— Но… Но что я должен ответить?
— Должны?
— Что я могу ответить? — поправился Альтшуллер.
— Что в связи с крайней ограниченностью ресурса заявки подобного рода не рассматриваются. Точка. Кстати, о каких Ротшильдах идет речь? Германских?