Порочная невинность
Шрифт:
У него у самого было полно разных проблем, и это простое дело – сортировка корреспонденции – временно оттесняла все проблемы на задний план.
Впрочем, к главной проблеме его мысли возвращались постоянно: Эдда Лу не желала разговаривать с ним. Прошло уже два дня после устроенного ею публичного скандала, но она никак не проявлялась – наверное, заняла глухую оборону, а может, притворилась больной. Однако она не только не делала никаких попыток связаться с ним, но и не отвечала на телефонные звонки.
И это Такера беспокоило – тем более что он был знаком с ее дурным нравом и понимал, что она может внезапно наброситься
Неожиданно Такер выудил из пачки сиреневый ароматизированный конверт, который мог быть послан только одним человеком на свете.
– Кузина Лулу!
Такер ослепительно улыбнулся, и его тревоги растаяли в голубой дали.
Лулу Лонгстрит Бойстен принадлежала к джорджианской ветви семьи и приходилась двоюродной сестрой дедушке Такера. По зрелом размышлении можно было заключить, что ей примерно семьдесят пять, но уже несколько лет она питала неизменную привязанность к цифре «шестьдесят три». Она была богата до неприличия и безумна, как июньская жужелица.
Такер ее просто обожал. Хотя письмо было адресовано «Моим кузенам Лонгстритам», он решительно его вскрыл. Такер был не намерен ждать, пока Дуэйну и Джози вздумается вернуться оттуда, где они сейчас пребывают.
Он прочел первый абзац, написанный красным фломастером, и издал радостный вопль: кузина Лулу собиралась нанести им визит. Надо сказать, она всегда выражала свои намерения таким образом, что оставалось неизвестным, то ли она приедет к обеду, то ли останется на месяц. И Такер искренне надеялся, что она предпочтет последнее: ему требовалось какое-то отвлечение.
В прошлый свой приезд кузина Лулу явилась с целым ящиком пирожных из мороженого, упакованных в пластины сухого льда, и в бумажной шапочке со страусиным пером. Шапочку она не снимала целую неделю, в ней спала и ела, утверждая, что таким образом празднует дни рождения всех людей вообще.
Оставив разборку почты на потом, Такер стремительно направился к двери: надо сказать Делле, чтобы она сейчас же убрала комнату кузины Лулу и держала ее в полной готовности. Но стоило Такеру распахнуть дверь, он услышал характерное хриплое тарахтение пикапа Остина Хэттингера. В Инносенсе только эта машина издавала столь своеобразные звуки.
Мгновение поколебавшись, не лучше ли укрыться в доме, забаррикадировав все двери, Такер повернулся и вышел на крыльцо, готовый с честью выдержать поединок. Теперь он мог не только слышать, что приехал Остин Хэттингер, но и видеть это по облаку черного дыма, клубившемуся на аллее между магнолиями.
Невольно вздохнув, Такер вынул из кармана сигарету и отломил крошечный кусочек с конца. Он как раз с приятностью затянулся в первый раз, когда к крыльцу подъехал пикап и из него выбрался Остин Хэттингер.
Он казался таким же потрепанным временем и неуклюжим, как его старый «Форд», однако весь был словно прошит прочными сухожилиями и крепкими мускулами. Поля грязной соломенной шляпы отбрасывали тень на темное, словно вырезанное из древесины лицо. Глубокие морщины сбегали вниз от уголков его глаз, прочерчивали борозды на обветренных щеках и брали в скобки жесткий, неулыбчивый рот.
Из-под шляпы не выбивалось ни единого волоска. Нет, Остин не облысел – просто он каждый месяц ездил в парикмахерскую и сбривал седоватую
3
Сокр, от Semper Fidelis – «Всегда верен» – девиз морских пехотинцев США
Подойдя к крыльцу, он смачно сплюнул, и на чистом гравии образовалась неопрятная желтоватая лужица. Под запыленным комбинезоном и пропотевшей рабочей рубахой, которую даже в жару Остин застегивал до самого горла, скрывалась сильная, широкая, как у быка, грудь.
Такер отметил про себя, что он не взял из машины ружья, лежавшего у заднего окна, и решил, что это, пожалуй, доброе предзнаменование.
– Привет, Остин.
– Привет, Лонгстрит.
Голос Остина был такой, как если бы ржавый гвоздь забивали в железобетонный блок.
– Где, черт возьми, моя девчонка?
Какая девчонка? Такер понятия не имел о девчонках Остина, поэтому вежливо заморгал и переспросил:
– Извини, не понял?
– Безбожный, похотливый козел! Где, черт тебя побери, моя Эдда Лу?
Вот это уже было ближе к делу.
– Я не видел Эдду Лу с позавчерашнего дня, когда она наехала на меня в кафе. – Прежде чем Остин успел ответить, Такер повелительно взмахнул рукой. Он все-таки был членом самой могущественной семьи графства и не желал выступать в роли мальчика для битья. – Можешь сколько угодно кипятиться, Остин, но факт остается фактом: да, я спал с твоей дочерью. – Он глубоко и продолжительно затянулся. – Ты, наверное, хорошо представляешь, как это бывает, и мне плевать, если эта картинка тебе не очень нравится.
Остин ощерил пожелтевшие, неровные зубы.
– Я спущу шкуру с твоей чертовой задницы, если ты опять станешь принюхиваться к девчонке!
– Ну, положим, Эдда Лу уже довольно давно стала совершеннолетней. Я думаю, она сама решит, что делать. – Такер опять затянулся, затем внимательно оглядел кончик сигареты и отшвырнул ее. – И вообще, Остин, что сделано, то сделано.
– Легко тебе говорить, когда ты уже сделал моей дочери ублюдка.
– При ее активном сотрудничестве. – Такер сунул руки в карманы. – Я собираюсь позаботиться, чтобы она ни в чем не нуждалась во время беременности. И не поскуплюсь на содержание ребенка.
– Одни разговоры! – Остин опять сплюнул себе под ноги. – Красивая болтовня. Ты всегда хорошо умел работать языком, Такер. А теперь послушай, что я тебе скажу. Я сам могу позаботиться о своей дочери и хочу, чтобы ты отпустил ее. Прямо сейчас.
Такер только приподнял бровь:
– Ты думаешь, что Эдда Лу у меня? Но ее здесь нет.
– Лжец! Прелюбодей! – голос Остина заскрипел, как у осипшего евангелиста. – Душа твоя черным-черна от грехов!
– Ну, на сей счет я с тобой спорить не стану, – ответил Такер со всевозможной любезностью, – но только Эдды Лу здесь нет. Зачем мне лгать? Если хочешь, можешь сам пойти взглянуть. Но говорю тебе, что я ее не видел и не говорил с ней с того самого дня, когда она сделала свое грандиозное заявление.