Порочная
Шрифт:
Как на счастье, когда я смотрю вниз, мой взгляд падает на камень приличных размеров. С довольной улыбкой я поднимаю его и вдавливаю в педаль акселератора. Двигатель издаёт пронзительный вой, и я делаю глубокий вдох, прежде чем оторвать кусок материи от своего платья.
— Когда скажу, ты заведёшь машину и отойдёшь назад, Игорь. Быстро.
Игорь пристально смотрит на меня, но в конце концов кивает. Я отвинчиваю крышку топливного бака, засовываю внутрь полоску материала, затем достаю зажигалку из кармана пальто. Кремень перекатывается под моим большим пальцем, и я наблюдаю за танцем пламени, нетерпеливо протягивая руку за кусочком материала. Пламя достигает конца, ползая
— Сейчас! — кричу я.
Игорь наклоняется внутрь машины, отпрыгивая назад, когда она резко бросается вперёд, почти увлекая его за собой. Колеса вращаются, разбрызгивая во все стороны рыхлый гравий, когда машина мчится к металлическим воротам. С грохотом она проламывается насквозь и исчезает за краем обрыва. Наступает мгновение тишины, за которым следует оглушительный взрыв. Я бросаюсь к краю обрыва и смотрю вниз как раз в тот момент, когда загорается топливный бак и машина превращается в огненный шар. Драгоценное тепло окутывает моё лицо. Пламя пожирает роскошный «Мерседес», как разъярённый монстр, жаждущий жертвы, и это заставляет меня улыбаться.
Когда я отступаю от обрыва, Игорь уже направляется к лесу, который тянется вдоль дороги.
— Скажи мне, что мы не возвращаемся пешком, — говорю я. Конечно, он не отвечает, просто исчезает за линией деревьев. Я опускаю взгляд на свои ботинки на каблуках и вздыхаю. Это будет неприятно.
Полчаса спустя я готова убить Игоря… и Ронана. Я замерзаю, мои ноги сводят меня с ума, и пульсация в ноге усиливается с каждым шагом. Не говоря уже о том, что мои ботинки испорчены. Я прорываюсь через опушку леса на небольшую просёлочную дорогу. В нескольких сотнях ярдов от нас на холостом ходу стоит машина. Игорь стоит рядом с ней, скрестив руки на груди и постукивая ногой по дороге. Со стоном я подхожу к нему и рывком открываю дверь. Ёбанные русские.
***
Как только я переступаю через безвкусную парадную дверь Ронана, один из его сотрудников берёт у меня пальто. Он даже не моргает при виде моего платья, залитого кровью. Чёрт, может быть, её просто так много, что сейчас оно кажется красным.
— Мистер Коул просил меня сообщить вам, что ужин в семь, — говорит мужчина, прежде чем тихо исчезнуть.
Самого Ронана нигде не видно. Пол в фойе, который всего несколько часов назад был красивого малинового оттенка, снова покрыт безупречным сверкающим мрамором. Как будто ничего и не было, как будто смерти Анастасии не было. Она была стёрта, и эта мысль заставляет меня улыбнуться. Боже, как я ненавидела то, как она смотрела на Ронана, её жалкое жеманство, и….. тот факт, что она привлекла его внимание любым способом. Моя ухмылка превращается в хмурый взгляд.
Ревновала ли я к ней?
Нет, ревность — это то, что человек испытывает, когда он является собственником чего-то или кого-то. Я не испытываю собственнических чувств к Ронану. Я ненавижу его…
Мои каблуки цокают по мрамору, когда я поднимаюсь по лестнице в свою комнату. Что-то изменилось. Я чувствую это в воздухе, чувствую, как оно струится по моим венам. Я должна была быть мертва. На самом деле, я должна была умереть в ту же секунду, как переступила порог этого чудовищного дома. С того момента, как я приехала, мы с Ронаном танцевали друг вокруг друга, поворачиваясь с ножами в руках, проливая кровь при каждом движении. Но сегодня вечером, когда его пистолет был прижат к моему подбородку, это должно было стать нашим большим финалом, венцом нашей пьесы. Я должна была умереть, и всё же я здесь. И что теперь? Продолжается ли танец? Или мы начнём новый? Чёрт. Я ненавижу бесконечные вопросы, незнание.
Снимая платье, я иду в ванную и включаю душ. Я жду, пока воздух в комнате затуманится, прежде чем пойти в туалет и снять крышку туалета. Внутри, прислонённый к трубе, лежит мобильный телефон моего таинственного друга. Он выглядит таким невинным, таким безобидным. Это не так. Я включаю его и проверяю. Никаких сообщений. Может быть, на этом всё. Одна простая задача: украсть флешку у Ронана и передать её им. И что потом? Я им больше не нужна. Я внесла свой вклад, полностью ожидая, что умру прежде, чем увижу последствия, но я не мертва, а это значит… Я ещё могу увидеть последствия своих действий, и думаю, что лучше умру, чем буду иметь дело с гневом Ронана, если он узнает. Несмотря на то, что среди его людей уже должна быть крыса, эта крыса, очевидно, очень хорошо умеет прятаться, в то время как я являюсь очевидным подозреваемым.
Мне нужно избавиться от телефона, но как?
Я оглядываю ванную. Мне придётся проявить смекалку, так что пока он останется в своём укрытии. Я кладу его обратно в бачок унитаза и медленно задвигаю крышку на место, прежде чем залезть в душ, чтобы смыть грязь и кровь со своего тела.
После душа я захожу в спальню и нахожу платье, разложенное на кровати. Рядом с ним лежит бинт для моей ноги. Ах, Ронан Коул, вечно нуждающийся в абсолютном контроле.
К тому времени, как я перевязываю ногу и одеваюсь, уже почти семь. Вздохнув, я спускаюсь вниз и, неосознанно приняв решение, обнаруживаю, что стою в дверях его кабинета. Он сидит за своим столом, отвернувшись от дверного проёма, прижав телефон к уху. Я наблюдаю, как напрягается его челюсть, прежде чем он выпаливает что-то по-русски и вешает трубку. Повернувшись на стуле, он кладёт телефон на стол и замирает, когда замечает меня. Его пристальный взгляд медленно скользит по моему телу, и лёгкая улыбка появляется на губах.
— Ронан.
Он хватает сигару из пепельницы и снова зажигает её, затем встаёт на ноги и обходит стол. Не говоря ни слова, он берёт меня за руку и ведёт из кабинета в роскошную столовую. Вишнёвый аромат дыма витает вокруг нас, так сильно напоминая мне о нём и только о нём. Как джентльмен, он отодвигает мой стул, прежде чем сесть во главе стола слева от меня.
— Как ты избавилась от тела? — он берёт свою салфетку и разворачивает её.
— Я отправила машину в заброшенную шахту, где она взорвалась. — Я прижимаю руку к груди. — Так трагично.
Его холодные глаза смотрят сквозь меня, изучая, и мне интересно, о чём он думает. Хочет ли убить меня. Поцеловать меня. Удержать меня…
Слуги приносят в комнату две тарелки и ставят их на стол. Я смотрю на лежащий передо мной стейк, загипнотизированная алым соком, растекающимся по белому фарфору. Мы сидим в тишине, пока едим, хотя я чувствую на себе его взгляд. Вечно наблюдая, как коллекционер за ценной вещью, он изучает меня. Закончив, я кладу нож и вилку на тарелку и беру свой бокал вина.
В комнату врывается слуга, ставит бокал бренди перед Ронаном, прежде чем убрать наши тарелки. Он подносит стакан к губам, глядя на меня поверх бокала. Тишина давит на меня, пока его губы не изгибаются в намёке на улыбку, и он не поднимает палец, подзывая меня. Я сужаю глаза, любопытство берёт надо мной верх, и я медленно поднимаюсь на ноги. Мне всё ещё кажется, что я стою с ним в зыбучих песках, погружаясь с каждой минутой глубже, не зная, утону ли я или он вытащит меня. Я обхожу стол и останавливаюсь рядом с ним. Его пристальный взгляд медленно скользит по моему телу, и мой желудок сжимается в предвкушении.