Порочная
Шрифт:
— Конечно, ты так и сделала. Я так горжусь тобой, Камилла.
На секунду я снова становлюсь маленькой девочкой, купающейся в похвалах отца, но ностальгия вскоре уступает место гневу.
— Так, мама и Эмилио умерли, мы с Габриэлем оказались на улице, и тебе никогда не приходило в голову вернуться за нами? — было так много раз, когда я бы всё отдала за то, чтобы мой отец спас нас. Те первые несколько лет были столь тяжёлыми, и мне нужно было присматривать за Гейбом… — Мы едва выжили, — тихо говорю я.
— Без меня вам было безопаснее, — он качает головой. — Но вы не только
— Внедрилась, — шепчу я себе под нос, хмурясь.
— Подумать только, все эти годы я потратил на то, чтобы разрушить его империю, а моя собственная дочь так легко сообщила мне всю информацию, — он улыбается.
Как ведро ледяной воды, осознание того, что здесь происходит, потрясает меня до глубины души.
— Ты Всадник, — задыхаюсь я.
Он издаёт смешок.
— Это имя я придумал не сам.
— Ты пытался меня убить, — говорю я, и боль пронзает мою грудь. Мой собственный отец.
Он опускает подбородок на грудь.
— Я думал, ты скомпрометирована. Мне было больно делать этот заказ, но ты же знаешь, что бизнес всегда должен быть на первом месте. — О, я хорошо это знаю. — Я не мог позволить ему заполучить тебя. Если бы ты встала на его сторону…
Мой отец жив, и он пытался меня убить. Я отправила ему информацию о ракетах Ронана и его клиентах, а теперь… теперь он похитил меня.
— Почему я здесь?
— Ах, моя милая дочь. Ты здесь, потому что время пришло.
— Время?
— Чтобы убить Ронана Коула.
Он хочет убить Ронана. И всё? Это кажется таким… разочаровывающим.
— Почему ты так сильно хочешь его смерти?
— Его отец помогал Кортезу. Коулы были ответственны за смерть твоей матери и брата. Они разрушили всё, что я построил. А младший гораздо хуже своего отца. Более хитрый, более безжалостный.
— Но потом ты стал Всадником. Ты обрёл больше власти. Ты всегда говорил, что бизнес превыше всего остального. Я не поверю, что мама значила для тебя так много, чтобы заключить десятилетний пакт о мести.
Его челюсть сжимается.
— Я любил твою мать.
— Так же, как ты любил меня и Габриэля? — спрашиваю я, и мой голос звучит гораздо более уязвимо, чем мне бы хотелось.
Он убирает волосы с моего лица.
— Ах, dulzura (прим. — Сладость), я любил тебя достаточно сильно, чтобы сделать тебя сильной. Мне было больно позволять тебе страдать, но посмотри, где ты находишься сейчас. Ты сломала Русского, — он ухмыляется. — Заставила его влюбиться в тебя вопреки всему. Заставила его захотеть жениться на тебе… — он приподнимает бровь, и я нервно сглатываю. — Он пришёл за тобой, когда Лос-Зеты схватили тебя. Даже после того, как он пытался убить тебя, а ты его. Он слаб перед тобой.
— Откуда ты знаешь об этом? — я никому не говорила, что он меня отравил. Никто, кроме нас с Ронаном, этого не знает.
— А как ты думаешь, кто тебя спас? Я всегда наблюдаю, Камилла. У меня везде есть глаза и уши. Когда я услышал, как ты перерезала ему горло, я подумал, что ты сделала то, чего никто до тебя не мог: убила Ронана Коула, — он замолкает, качая головой. — Какой позор, что ты потерпела неудачу. Но он всё равно бросился тебе на помощь, когда ты была в опасности, — он знал. Почему это меня беспокоит? Конечно, это был бы не первый случай, когда мой отец знал, что меня похитили, и ничего не предпринял. Это его образ действий. Мы не ведём переговоров. В раннем возрасте я поняла, что если не спасу себя сама, то умру. Никто не приходил за мной… до Ронана. Он всегда приходит за мной. — Русский так сильно слаб перед тобой, — говорит мой отец.
Ронан никогда в своей жизни не был слабым. Я подхожу к окну и смотрю наружу. Территорию усеивают большие деревья, а между ними разбросано несколько деревянных строений. Вооружённые люди расхаживают по периметру забора из колючей проволоки.
— Почему сейчас, после стольких лет?
— Потому что ты — его криптонит (прим. криптонит — единственная слабость Супермена). Конечно, я не мог предвидеть такого исхода, но ты станешь приманкой, которая заманит ко мне Русского.
— Ну и что? Думаешь, что просто позвонишь Ронану и скажешь ему, что я у тебя в руках, и он попадётся в твою ловушку, как какой-нибудь рыцарь на белом коне? — я фыркаю. — Ты слишком высокого мнения о нём.
— Неужели? Или же ты недооцениваешь свою власть над ним, милое дитя? Он не из тех, кто привык проигрывать, а потерять тебя — значит проиграть совсем, — он ошибается. Если Ронан настолько глуп, что придёт сюда, я, возможно, сама просто убью его.
— Если ты просто хотел убить его, зачем играть во все эти игры? Зачем просить USB? Зачем строить ракеты и забирать его клиентов? — я поворачиваюсь к нему лицом, широко раскидывая руки. — Ты хочешь его смерти или тебе просто нужна его власть?
Кривая улыбка растягивается на его губах.
— Я просто хочу уничтожить его, прежде чем убью. Такие люди, как Ронан Коул, не боятся смерти, но они боятся потерять то, что им дорого: деньги, власть, ракеты… его маленькую кошечку, — он улыбается, и мой желудок туго сжимается. Откуда он всё это знает?
— Ты всё просчитал, — шепчу я, и впервые меня охватывает страх за Ронана.
Мой отец делает шаг вперёд и обхватывает моё лицо обеими руками, прежде чем поцеловать в щеку. На секунду мне снова пять лет, и мой отец — мой герой, центр моего мира.
— Нас будет не остановить. Наша семья будет такой, какой она была когда-то, и даже больше, — он проводит большими пальцами по моим скулам. Я закрываю глаза, сглатывая комок в горле. — Помни, кто твоя семья, кому ты преданна. И помни, что Ронан Коул — враг.
Я знаю, что он прав. Я стала слабой. Сделав глубокий вдох, я киваю головой.
— Да, Papi (прим. — Папочка).
— Скоро ты позвонишь ему и будешь умолять его спасти тебя, — улыбается он. — А он прибежит прямо к нам в руки.