Порочное влечение
Шрифт:
— Потому что я знаю, кто твои настоящие родители! — перебил мой словесный поток мужчина, наливая себе новую порцию алкоголя, — Когда ты только вышла из моего кабинета после собеседования, я сразу начал рыть информацию о тебе и вышел на Егора и Карину Мышка. Они живут себе припеваючи в Петербурге.
— Мои родители… живы? — хрипло прошептала я, хватаясь за бокал, но, не в силах повторить подвиг Шаворского, только немного пригубила сладкое вино и тут же спросила, — Почему ты не сказал?
— Я могу сказать тебе их адрес и номер телефона. Могу даже лично отвезти! Но… зачем, если им это не нужно? — немного сожалеюще, сказал он и я вдруг поняла, что он точно знает, что я им не нужна, а значит спрашивал. Господи… Неужели он сделал это ради меня? —
— Что насчет прослушки под секретарским столом? В смысле, неужели Каролина каждый раз сидела там и держала карандаш в зубах? — спустя целую вечность все же сказала я, решив не заострять внимание на родителях. Ничего внутри не кольнуло, не сжалось и не заставило меня, унижаясь, просить встречи с ними. Значит тема закрыта. Навсегда.
— Запись велась на то устройство, что ты нашла в ящике, ну а карандаш был запасным вариантом, как говориться «на всякий пожарный». Просмотрев записи на камере наблюдения, мои люди заметили странность Каролины: каждый раз, как у меня было личное время, она ныряла под стол, якобы что-то уронив и проводила там какое-то время. Это было так редко, что никто не обращал на это никакого внимания, как и на то, что она выносила конкурентам запись со всеми переговорами. Это происходило тоже не каждый день, поэтому из-за внезапного увольнения и аннулирования пропуска просто не смогла забрать свое устройство. — деловито поведал мне мужчина, попивая коньяк, будто это была какая-то свежая прохладная водичка в засушливый день.
— Хорошо, допустим… Но Артем… Зачем ему убивать меня? Даже если он работал на конкурентов, то мог бы просто организовать… — растерянно протараторила я, будучи снова перебитой уже не совсем трезвым Робертом.
— Хочешь что-то сделать хорошо — сделай это сам! На допросе Артем признался, что три года назад работал под другим именем наемным киллером в Париже. Что ты так смотришь? Я бы тоже никогда не подумал… Но, соответствующее образование в этой области у него, оказывается, тоже есть… Ха! Если можно назвать это «образованием»: школа идеально обученных по всем франтам бездушных, но чертовски умных убийц. Не зря ему впаяли пожизненное… — закинув ноги на диван и по удобнее устраивая руки на спинке, сказал мне мужчина, — К тому же, только он мог заметить скрытую зависть Вероники к Татьяне и ее непреодолимое желание обладать всем, что ей присуще: от сумки и одежды до мужчины и квартиры. Вот она и билась головой о землю, только бы угодить «любимому»… В какой-то степени мне даже жаль, что она разделит участь Артема, но слишком уж много эта девчонка нарушила законов. Помогать в ее освобождении я не буду, даже не проси.
В голове болезненно всплыли слова Паши про то, что моя вузовская подруга теперь вечность станет гнить в тюрьме, и я искренне посочувствовала ее загубленной судьбе. Уточнять у мужчины детали суда и действительно ли он купил его не хотелось… Не хотелось в очередной раз испытывать на прочность свое сердце, пока от него остался хотя бы каркас. Тем не менее, надрывные эмоции в рассказе Роберт о бывшем друге и Веронике, давали надежду на его честную непричастность. Я, как никто, понимала мужчину и разделала его скорбь по утраченным близким людям и такому хрупкому доверию ко всему живому. Прошлого не воротишь, как и давно загубленной детской наивности, по которой я буду искренне скучать…
— Роберт… Может это и не совсем уместный вопрос, но… Все же, кто полоснул тебя ножом три года назад? Это ведь как-то связанно с твоим отцом? — решив воспользоваться открытостью мужчины, я задала самый волнующий меня вопрос, ожидая, отвергнет он меня или ответит.
— «Privat»… — равнодушно заявил мужчина немного нечетким голосом, с трудом сосредоточив взгляд на моем ничего не понимающем лице и продолжив, — Немцы всегда были нашими главными конкурентами. Но только три года назад папа заключил одну неправильную сделку… Если бы отец и сын Шаворские погибли тогда, то «Privat» спокойно прибрали «ZoMalia» к рукам. Сегодняшний день не просто очередной корпоратив, это
— Тебе удалось отомстить за отца… — немного грустно констатировала я, а затем поймала себя на мысли, что снова начинаю медленно менять свое решение в отношении мужчины напротив… Нет! Этого просто нельзя было допустить! — Самое главное я узнала… что же… Тогда я пошла. Пока и удачного полета!
Резко вскочив с места, я быстро просеменила к выходу и не заметила, как осталась без туфли. Пришлось выдохнуть и все же вернуться обратно, дабы не идти босиком. Тяжелый взгляд мужчины так и напрашивался на мой ответный контакт, но я отчаянно хотела уйти от него сегодня свободной и не попасть под новое сию минутное обаяние.
— Это все? Ты пришла только, чтобы задать эти вопросы? — тихий голос мужчины с нотками беспросветной обреченности волной прошелся по продрогшей спине. Я, услышав какие-то незнакомые мне ранее нотки в его голосе, все же посмотрела на него, скорее на автомате, и замерла. Роберт больше не лежал, а сидел ровно, откинувшись на кресле и исподлобья рассматривая мое сконфуженное лицо. Его ноздри тяжело раздувались, а тело двигалось в такт тяжелому и неровному дыханию. — А я думал ждать от тебя вопросов: «А ты меня любишь?», «Как ты видишь наше будущее?», «Ты обещаешь измениться?»… У тебя на самом деле нет больше никаких вопросов? Ты просто… уйдешь?
— Есть! — внезапно спохватилась я, сделав два неуверенных шага в сторону мужчины, и замерла в зоне недосягаемости — на расстоянии вытянутой руки, — Мне тут сказали, что ты оформил на меня завещание и доверенность на компанию. Зачем, Роберт? Я… не понимаю.
Секунда раздумий, мучительного разглядывания пустого стакана, и Шаворский тихо отчеканил, будто это было чем-то обычным и естественным, но в тоже время тяжело произносимым для него и туго доходящим до меня:
— Потому что я люблю тебя, мышка, и не хочу, чтобы ты гнила на работе под такими же ублюдками, как я… У меня опасная жизнь и я не знаю, сколько еще протяну или… захочу тянуть. Но ты… У тебя должна быть та жизнь, которой ты достойна. Поэтому я завел на тебя карточку с неограниченным лимитом. Тебе передадут ее в ближайшее время. Путешествуй, знакомься с новыми людьми, проводи время весело и с пользой… Просто живи и радуйся там, где хочешь, и с тем, с кем хочешь… — под конец предложения образ мужчины у меня перед глазами стал совсем размытым из-за скопившихся в глазах слез, а низкий баритон Роберта тем временем продолжал добивать меня своим пьяным признанием: — Пусть даже не со мной… Я обещаю не вмешиваться в твою жизнь… Не мешать… Но хочу заботиться о тебе… хотя бы из далека… Знать, что моя мышка счастлива… Это тяжелый шаг для меня — спокойно отпустить тебя, — признаю… Но ты важнее… Можно?
— Роберт… Зачем ты делаешь это со мной?.. Я тоже очень люблю тебя… Очень! Но… — сипло и безумно тихо прошептала я, обращая внимание мужчины на себя, и не могла не начать оправдываться, — Я не могу остаться… Пойми меня… Я не могу простить… Мне нужно время… Немного тишины… Одиночества…
— Хорошо. Иди сюда… — мужчина отодвинулся от края дивана и протянул мне руку. Подумав лишь мгновение, я все же приняла ее, ощутив немного влажную и грубую кожу в руке, и уже через секунду сидела рядом с ним. Роберт не только не отпустил мою кисть, а сжал ее еще крепче, словно боясь, что в следующее мгновение она просто растворится и пропадет. Свободной ладонью он медленно снял повязку с моего лба, а затем, заправив непослушный локон за ухо, нежно погладил острые скулы внешней стороной ладони. — Ты ведь не вернешься, я знаю… И я не в праве просить тебя остаться со мной после всего пережитого, но… я прошу. Не оставляй меня одного, полетели со мной в Нью-Йорк. Там я смогу обеспечить тебе не только достойное существование, но и надежный дом, работу, досуг… Все, что ты хочешь!