Порочные чувства
Шрифт:
— Давай вечером об этом поговорим, как от твоих приедем, ладно? Лучше про семью свою расскажи.
— Братьев представлю, их имена ты сейчас все равно не запомнишь. Старший — инвалид. У самого младшего дочка родилась, шалашовка одна залетела от него, еле уговорил ее аборт не делать. Никто не женат. Тётя со своим новым мужем будут, его Давид зовут. Обычная семья, тебя никто не обидит больше, поверь.
— А если обидит, снова заставишь извиняться? — улыбнулась я.
— Мужикам можно и в морду дать, без всяких извинений. Но ты ни слова дурного ни от кого не
Марат так уверенно это произнес, что я взяла, и поверила.
Папа такой же был. Очень спорный человек. Иногда я его ненавидела за придирки, замечания, за жестокость. За то, что у бабушки меня отобрал. Но… он ведь не бросил меня, увез с собой, значит любил. И когда мне четырнадцать было, и меня какой-то урод в машину хотел затолкать, папа из дома выбежал, спас, и обнял меня. На рыбалке терпеливо меня учил, объяснял всё, и смотрел тепло-тепло… но ни разу он мне не сказал, что любит. Однако, я всегда знала, что даже если не любит, то папа всегда защитит меня.
Что-то у них общее есть с Маратом — они оба на эмоции скупые, молчаливые, но им обоим я верю.
— Старшего брата зовут Егор, — сказал Марат, когда мы сели в машину.
— Это… ты сказал, что он инвалид, — осторожно заметила я.
— Да. Его избили. Одиннадцать лет уже не ходит. Не спрашивай его ни о чем только.
— Я бы не стала, я ведь понимаю, что есть болезненные темы, — обиделась я. Ну неужели Марат думает, что я пристала бы к этому Егору как маленький ребенок, мол, дядя, а почему вы не ходите? — Кстати, а почему ты всегда сам за рулем? Дай уже своему водителю поработать, бедный мужик скучает, наверное.
— Бедный мужик не скучает. Ему работы хватает.
— Все равно несолидно как-то, — я взглянула на себя в зеркало. — Такая шишка, и сам за рулем. И без охраны.
— Я не говорил, что без охраны, — усмехнулся Марат.
— Есть охрана, да?
Я начала вглядываться в машины позади нас. Мы повернули, и за нами повернула черная машина. И снова. И снова. Ну точно, за нами едут.
— Это твоя охрана за нами едет, или за нами кто-то следит?
— Охрана, Алика. Большие деньги того требуют. Потому и будет лучше, чтобы ты просто переехала ко мне. Не понимаю, почему ты ломаешься.
— У меня здесь Кристина. И это бабушкина квартира. И вообще… я просто не хочу, чтобы ты потом меня выставил из своего дома, как надоем, — нахмурилась я.
— Кто тебя сказал, что я собираюсь тебя выставить?
— Рано или поздно так и случится, если ты конечно не решишь подарить мне квартиру, и не съедешь из нее сам.
— Этого не будет. Я зову тебя к себе не затем, чтобы «рано или поздно», — передразнил Марат, — выгнать. Я зову тебя жить со мной. Вслушайся, и почувствуй разницу. Кстати, мы приехали, и… черт, Алика, не трясись. Никто тебя не съест, и даже не надкусит. Только я сам. Этой ночью, — он нагло сжал мою грудь, взвесил её с улыбкой, и отстегнул ремень безопасности. — Успокаивай себя тем, что мы в любой момент сможем уйти. Но я надеюсь, что тебе они понравятся.
— А если я им
— И ты, и я сможем это пережить.
Марат вышел из машины, открыл мне дверь, и я нехотя вышла с ним. Как на каторгу иду, ей Богу. А ведь раньше с нетерпением ждала этой встречи, даже льстило, что с семьей меня знакомит. Но сейчас снова воспоминания про Владу накатили. Вдруг снова обзовут? Вдруг в этот раз Марат не на мою сторону встанет, а на сторону своей семьи? Но не разворачиваться ведь, и не бежать. Это ребячество.
Я расправила плечи, и вошла в открытую Маратом для меня дверь.
Глава 30
МАРАТ
— Ну наконец-то, Боже! Девушка! Живая! — воскликнула Наташа.
Тётей я её перестал называть лет в пятнадцать, не так уж она меня и старше. А сейчас и прилететь мне за «тёть Наташу» может от неё самой. Не посмотрит, что взрослый и успешный, оплеухи она в детстве щедро раздавала.
— Здравствуйте, — Алика улыбнулась, выглядит чуть взволнованной, но дрожит как заяц, я-то чувствую.
— Здравствуй, милая. Не верится, что наконец-то хоть кто-то в дом девушку привел.
— Ну… я настоящая и живая, можете потрогать, — пошутила Алика.
А Наташа взяла, и потрогала. Обняла шарахнувшуюся от испуга Алику, приобняла её за плечи, и самым наглым образом оттащила от меня.
— Вообще-то, Наташ, я сам свою живую и настоящую с братьями познакомлю. Может, ты мужа своего будешь так хватать?
— Я с мужем и хочу её познакомить. Остальные на тебе, вперед батьки не полезу, — рассмеялась Наташа.
И утащила, все же, Алику к своему Давиду. А там уже я вырвал её из рук этой парочки, и повел к братьям. За Егора я не переживал, он сам не против был с Аликой познакомиться. Не знаю, как бы я на его месте себя вел. Но я и не на месте Егора, всепрощением не страдаю. Меня радует, что Алику он не винит, но меня бесит, что он и её отца почти простил. Хренов блаженный.
— С Русланом ты уже познакомилась, давай представлю остальных…
И я представил. Сжал ладошку Алики — детская она у нее, совсем маленькая, холодная. Мерзлячка она та еще. Но мне нравится, что она улыбается, шутить пытается в меру, хотя сама паникует. Я отлично это чувствую.
— А это у нас кто? — умилилась Алика.
— Это Алиса, — и прошептал ей: — Я же говорил про шалаву, залетевшую от моего брата. Вот Алиса и получилась.
— Нельзя так говорить, — шикнула сердито, еще и ущипнула.
Совсем страх потеряла, зараза мелкая, и это… радует, пожалуй. Жутко бесила замороженная Алика, её мне ломать не хотелось, а вот её страхи, неуместное смущение — да, это я хотел переломать, перемолоть и выплюнуть. Но, пожалуй, смущение её мне заходит. Искреннее оно. Отдается мне полностью, а потом краснеет, смотрит на меня своими глазищами, и губы кусает.
Вот на это я злюсь. Кусать её губы — моя прерогатива.
— Такая хорошенькая, куколка… можно? — Алика опустилась рядом с Алисой — ей постелили плед на полу, и моя мелкая племянница сидит на нём, улыбается, лопочет что-то непонятное.