Порочные круги постсоветской России т.1
Шрифт:
Утопия постиндустриализма остается актуальной. В августе 2011 г. был опубликован доклад «Стратегия-2020: Новая модель роста — новая социальная политика» [27]. Он готовился как стратегическая программа большой группой экспертов под руководством ректора Высшей школы экономики Я. Кузьминова и ректора Академии народного хозяйства и государственной службы В. Мау. Эти две организации — «мозговые центры» реформы, которая ведется в России с 1992 г.
Главный тезис доклада таков: «Новая модель роста предполагает ориентацию на постиндустриальную экономику — экономику завтрашнего дня. В ее основе сервисные отрасли, ориентированные на развитие человеческого капитала: образование, медицина, информационные технологии, медиа,
Это совершенно ложная цель, протаскивание той же доктрины деиндустриализации, что была выдвинута в 1990-е гг. Известна формула: «Постиндустриальная экономика — это гипериндустриальная экономика». Структуры постиндустриального производства базируются на мощной промышленной основе, прежде всего на машиностроении и производстве материалов нового поколения, на технологиях с высокой интенсивностью потоков энергии (в том числе, новых видов), а вовсе не на «экономике впечатлений» и фантазиях дизайнера. Прежде чем Россия сможет переориентировать свое хозяйство на «сервисные отрасли, медиа и дизайн», она должна восстановить свою промышленность, подорванную в 1990-е годы деиндустриализацией. А ведь новая индустриализация еще и не начиналась!
Эта стратегическая доктрина противоречит заявлениям президента о том, что России требуется новая индустриализация. Такие разногласия не способствуют консолидации общества.
Реформа разрушила прежний образ жизни рабочих, а значит, и их культуру и образ мышления. За ходом этого процесса с самого начала реформ и до настоящего времени наблюдают несколько групп социологов. В основном результаты их исследований совпадают.
Б.И. Максимов дает краткое описание этого процесса: «С наступлением кардинальных реформ положение рабочих ухудшалось, притом практически по всем параметрам, относительно прежнего состояния и в сравнении с другими социально-профессиональными группами работников.
Занятость рабочих — первая, пожалуй, наибольшая проблема… Число безработных доходило до 15%; нагрузка на одну вакансию — до 27 человек; неполная занятость в промышленности была в 2-2,5 раза выше среднего уровня; число рабочих, прошедших состояние полностью или частично незанятого с 1992 г. по 1998 г., составило 30-40 млн человек, что сопоставимо с общей численностью данной группы. 151
151
В другой статье того же автора поясняется: «Если учесть среднее время поиска работы (“нахождения в состоянии безработного”), замещение одних групп безработных другими, то получится, что прошли через статус незанятого с 1992 г. по 1998 г. примерно по 10 млн каждый год и всего более 60 млн человек; из них рабочие составляли около 67%, т. е. более 40 млн человек» [19].
Крушение полной занятости сопровождалось материальными, морально-психологическими лишениями, нарушением трудовых прав: длительным поиском нового места работы, непостановкой на учет в центрах занятости, неполучением пособия по безработице и других услуг, “недостатком средств для жизни”, в том числе для обеспечения семьи, детей, моральным унижением”, по некоторым данным — даже разрушительными воздействиями на личность. Безработные чаще других становились преступниками, алкоголиками (например, в 1998 г. среди совершивших правонарушения доля лиц без постоянного дохода составляла 55,6%). Часть безработных выпадала в категорию хронически, постоянно незанятых, перебивающихся случайными заработками. Безработица коснулась и тех, кто не терял работы. Из них до 70% испытывали неуверенность в своем положении, страх потерять работу,
В оплате труда положение рабочих также было неблагоприятным. Установленный МРОТ составлял смехотворную, можно сказать, издевательскую величину, например, в Санкт-Петербурге в 1999 г. составлял 0,07 прожиточного минимума (ПМ). Притом и ПМ являлся уровнем фактически физического выживания одного человека, без учета семьи, иждивенцев, применимым в течение критического (ограниченного) времени… Среднедушевой доход в течение длительного времени не превышал даже прожиточный минимум, составлял незначительную часть потребительской корзины и субъективной нормы.
Условия труда. По данным официальной статистики при сохранении прежнего уровня вредности, тяжести труда выросло число пострадавших от несчастных случаев со смертельным исходом… Режимы труда рабочего и времени для отдыха нарушались в течение всего рассматриваемого периода. Распространение получила вторичная занятость (по различным данным имели дополнительную работу от 20 до 50% рабочих)… По данным ВЦИОМа, заработок квалифицированных рабочих на дополнительной работе в 2006 г. составлял более 40%. Незыблемое право на ежегодный отпуск 1/4 опрошенных нами рабочих (на частных предприятиях — более 60%) не использует или использует частично, иногда — без оплаты. В случае заболевания берут больничные листки 53%, получают пособие по беременности, родам 77% женщин. Государственный контроль за соблюдением социально-трудовых прав практически сошел на нет.
Произошло практически (почти) полное отчуждение рабочих от участия в управлении на уровне предприятий, выключение из общественно-политической жизни в масштабах общества. Российские работодатели демонстрировали буквально иррациональную нетерпимость к участию рабочих в управлении. В ответ, вместо сопротивления ограничениям, рабочие стали практиковать “избавление от акций“… По данным нашего опроса почти половина рабочих прошла через моральные унижения в различных формах.
Таким образом, реформенные преобразования оказали глубокое и разностороннее, как правило, отрицательное воздействие на положение рабочих. П. Штомпка изменения в их положении, социальном статусе охарактеризовал как социальную травму. Происходит “разрушение статуса социальной группы”» [28].
Резкое обеднение рабочих привело к аномальному сокращению свободного времени, что в современном обществе означает сокращение возможностей для гражданской активности и к архаизации быта и культуры. Социолог Г.П. Бессокирная, изучавшая с начала реформ социальные процессы в общности рабочих, пишет: «Распространенность и эффективность почти двух десятков способов приспособления занятых российских горожан к радикально меняющимся условиям труда и жизни изучались в наших предыдущих исследованиях. По данным Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ, массив данных 2000 г., опрошено 9009 человек) за 1998 г., было установлено, что относительно популярных и эффективных способов приспособления, кроме обращения за помощью к родственникам и друзьям, всего два: интенсификация труда на приусадебном участке и дополнительная работа.
В ходе двух исследований на московских предприятиях (1993-1994 и 1999-2000 гг.) выяснилось, что масштабы распространения этих способов приспособления весьма существенны и в столице. Например, в 1999-2000 гг. большинство московских рабочих имели или хотели бы иметь земельные участки (59%), дополнительную работу (61%). Результаты исследования на трех крупных машиностроительных заводах в областных центрах РФ (Брянске, Пскове и Кирове) в 2003 г. показали, что абсолютное большинство рабочих имеют или хотят иметь земельные участки (81%), многие ориентированы на вторичную занятость (63%)… Фактически земельный участок в провинции имеется у 69%, в Москве — у 46% рабочих» [29].