Порочные намерения
Шрифт:
Эм подозревала, что она была бессознательной гадалкой — из тех, кто прекрасно умеет читать маленькие, мимолетные выражения, мелькающие на человеческих лицах, и реагировать на них, не понимая, что она делает. Здесь ее ощущения были подавлены, и эта лжецыганка быстро выдаст свою неспособность контактировать с более глубокими силами и уйдет домой, уверенная, что духи не пришли к ней, потому что она находилась в непригодном для себя месте.
— Пусть мадам Виолка окажет нам честь, сказав, какие духи посетили нас сегодня, — проговорила Эм.
Мадам Виолка подняла
— Я чувствую мужчину, — заявила она, и по собранию прошел легкий шепот. Голос ее зазвучал немного увереннее: — Это пожилой джентльмен. Это… это муж?
Эти слова произвели отрицательное впечатление и Эм отпраздновала маленькую победу. Мадам Виолка ошиблась, и сильно. Даже посторонний человек должен был знать, что среди собравшихся нет вдов — ни на ком не было ни черного крепа, ни даже полутраура — платья серого или фиолетового цвета и никаких вдовьих чепцов.
— Не муж кого-либо из здесь собравшихся, — поправилась мадам Виолка, но было ясно, что уверенность ее поколеблена. — Нет, это муж какой-то другой женщины. Но имеет отношение к кому-то из этих леди. Ее… отец? Да. Я чувствую, что это ее отец. Я вижу букву.
Эм насторожилась. Мадам Виолка сделала все не в том порядке. Каждая спиритка знает, что следует начинать с имени и лишь установить родство. Здесь было много женщин, но даже если она выберет букву «Д», велик шанс, что отца кого-нибудь из них звали Джоном.
— Я вижу букву «Д», — продолжала мадам Виолка. — Или это просто может быть звук буквы «Д». К кому это может иметь отношение? Отец и буква «Д».
— Моего отца зовут Джеймсом, — сказала Фейт Уэлдон, протянув руку к леди Джеймс.
Мадам Виолка взяла их сомкнутые руки.
— Нет, я не чувствую, что он на том свете.
Кризис был предотвращен. Эм охватило отчаяние.
— Ячувствую еще кого-то. — Теперь мадам Виолка обрела некоторую уверенность. Это плохо. Пора вмешаться.
— Это не буква «Д», — сказала Эм. — Это «Р». Ричард. Я чувствую, что чьего-то отца звали Ричардом. — Она повернула голову рассчитанным движением, медленно, пока не остановилась прямо перед миссис Морел. Эта светловолосая женщина цинично улыбнулась, но, немного поколебавшись, решила подыграть ей. Эм знала, что так и будет.
— Это, должно быть, мой отец, — сказала миссис Морел своим легкомысленным, пресыщенным голосом.
Теперь уже было нетрудно окончательно исключить из игры мадам Виолку. Эм под вуалью выдала обычное подтверждение и удовлетворение, а затем предостережение миссис Морел, чтобы та избегала черноволосых испанцев во время своей будущей поездки в Ниццу.
Браслеты мадам Виолки жалобно звякнули, но у нее не хватило духа снова заговорить. Управиться с фермерской женой было не так просто. Как только Эм замолчала, миссис Мид заговорила, выбрав миссис Морел. Она была умелой и хладнокровной гадалкой. Эм не могла не признать этого, но ее светская неуклюжесть лишала ее каких-либо шансов.
Наконец, деликатно кашлянув, леди Джеймс вмешалась в происходящее и предложила дамам разбиться на более мелкие группы. Эм воспользовалась этой возможностью и выбрала свою аудиторию, оставив остальных самим разбиться на группы. Она выделила леди Джеймс и двух ее дочерей, мисс Хоторн, леди Мэри и леди Элизабет Хайд и, конечно же, их мать, леди Гамильтон.
Эм увлекла свою маленькую группу в угол, к стоявшему на возвышении столу, который выбрала заранее. Тяжелые драпировки обрамляли стол с двух сторон. Она всегда выбирала стол на возвышении, если могла, — такие столы легче раскачать, и убедительное легкое покачивание было всегда обеспеченно.
Леди Гамильтон улыбалась ей дрожащей улыбкой. Эм не ответила ей, хотя графиня все равно ничего не увидела бы, поскольку ее лицо было закрыто вуалью.
Эм обещала лорду Варкуру разобраться в обстоятельствах смерти его брата. Ее собственные планы были близки к осуществлению, и было опасно заняться выполнением второго плана, но она должна попытаться. Одному Богу известно, какие шпионы имеются в распоряжении Варкура, и даже если отбросить страх разоблачения, у нее было смутное ощущение, что она должна ему… что-то.
Это была смешная мысль. Она не причинила Варкуру никакого вреда, даже в глазах его матери, а он явно намеревался причинить вред ей. Но боль в его голосе, когда он с безрадостным видом вспоминал день смерти брата, задела в ней что-то. Эта боль и борьба, о которой говорил его взгляд и которую она видела в его глазах всякий раз, когда он смотрел на нее. Он попытался напугать ее, обойтись с ней грубо и жестоко, насколько у него хватило для этого духа, но она использовала его так же, как и он — ее. Она узнала в нем то же безразличное отчаяние в достижении цели, которое, казалось, сдерживало в нем все надежды. Она знала, в чем ее главная цель. Что же до его цели, она сомневалась, что он сам это знает.
Она ждала, пока остальные дамы рассядутся, шелестя кружевами и шелками. Предполагалось, что она сядет последней, будучи здесь простой прихлебательницей, но она знала, как манипулировать условностями, чтобы остальным показалось, хотя они и сами этого не сознавали, будто это они ждут ее. Восемь выжидающих лиц повернулись к ней, молодых и старых, пылких и скептических. Двигаясь неестественно ровно, к чему она приучила себя, она села на свое место с молчаливым изяществом.
— Сегодня духи взывают громко, — сказала она так тихо, что женщины подались к ней. — Они кружат вокруг, посылая мне сообщения, заставляя меня передать их вам. Но даже при таких требованиях между нами проносятся ветры другого мира, искажая слова, заглушая звуки, и я должна сделать все, что в моих силах, при помощи моего бренного тела, дабы открыться тому, что они пытаются сказать.