Порода убийц
Шрифт:
– Теплый денек, – произнес он, продолжая похлопывать шляпой по ноге.
Я кивнул, но не ответил.
Он сделал движение головой в сторону дороги:
– Я заметил, у вас что-то с почтовым ящиком, – незнакомец улыбнулся, обнаружив неровные желтоватые зубы с щербиной посередине нижней челюсти, и я сразу понял, что он имеет отношение к этой выходке.
– Пауки, – коротко сказал я, – я их сжег.
– Как неудачно, – улыбка исчезла с его лица.
– Вы, кажется, восприняли это как что-то, задевающее лично вас.
Его рот продолжал усиленно трудиться, обрабатывая
– Я люблю пауков, – произнес он наконец.
– Да, они отлично горят, – согласился я. – Итак, могу быть чем-то полезен?
– Очень надеюсь. Или, возможно, я смогу помочь вам. Да, сэр, я точно чувствую, что могу вам пригодиться.
У него был немного гнусавый голос, из-за чего все гласные сливались и было трудно понять, какой у него акцент, к тому же речь незнакомца, как потом оказалось, не изобиловала яркими выражениями – скорее штампы и канцеляризмы.
На его лице снова появилась улыбка, но выражение цепких глаз не позволяло расслабиться и поверить в ее искренность. Напротив, глубоко посаженные, настороженные, они выдавали осторожную, злобную натуру в этом странном, старомодном господине.
– Не думаю, что мне нужна ваша помощь.
Он помахал передо мной пальцем в знак несогласия, и я впервые смог в деталях разглядеть его руки. Они были невероятно тонкие, и в том, как они появлялись из рукавов пиджака, было что-то странное, похожее на движение конечностей насекомых.
Средний палец, не меньше пяти дюймов в длину, так же, как и остальные, сужался к концу: не только ноготь, но весь палец, казалось, становился все уже и уже. Ногти в самой широкой части были не больше четверти дюйма, какого-то странного темно-желтоватого оттенка. Между суставами виднелась рыжеватая поросль, которая покрывала всю поверхность ладони, уходила под манжеты. Это придавало незнакомцу зловещий вид.
– Вот-вот, сэр, – его пальцы зашевелились, словно лапки паука, загнанного в угол и пытающегося освободиться. Жесты рук совершенно не сочетались с его словами и движениями остальных частей тела. Руки незнакомца жили собственной жизнью, каким-то непонятным образом прикрепленные к телу хозяина, постоянно что-то пробующие на ощупь вокруг себя.
– Не надо торопиться, – произнес он. – Меня восхищает независимость, как и любого из нас. Это достойное качество, сэр, несомненно, достойное во всех смыслах, но порой приводит к безрассудным поступкам. Более того, оно может привести права индивида в противоречие с правами ближних, о чем он может и не знать.
В его голосе появился оттенок елейности, он покачал головой:
– Вот живете вы себе, как вам заблагорассудится, а тем самым можете причинять боль и неудобства другим, а это грех, сэр, это и есть грех.
Он провел своими худыми пальцами по животу и замер в ожидании ответа.
– Вы кто? – спросил я. В моем голосе зазвучали тревожные ноты: он выглядел и комично и зловеще, как плохой клоун.
– Позвольте представиться. Меня зовут Падд, мистер Падд. К вашим услугам, сэр.
Он протянул в приветствии правую руку, но я не сделал ответного движения. Я не мог: слишком сильно было отвращение. Когда-то друг моего деда держал паука-волка в стеклянной коробке. Однажды сын этого человека разрешил мне коснуться ноги существа. Паук немедленно отдернулся, но я все-таки успел ощутить мохнатую поверхность конечности. Это было ощущение, которое не хотелось бы повторно испытать.
Рука на мгновение зависла в воздухе, и на лице снова появилась улыбка. Мистер Падд отдернул руку, и она немедленно скрылась в пиджаке. Я слегка подвинул свою правую кисть под газетой поближе к пистолету, большой палец снял предохранитель. Казалось, что мистер Падд не заметил моего движения. По крайней мере, он никак этого не проявил, но я почувствовал, как что-то в его отношении ко мне изменилось: словно у «черной вдовы», которая считала, что загнала в угол безобидного жука, а и из угла в глаза ей глянула разъяренная оса.
Его пиджак натянулся, когда рука зашевелилась, и я заметил рукоятку пистолета под тканью.
– Пожалуй, я бы предпочел, чтобы вы ушли, – спокойно заметил я.
– Очень жаль, мистер Паркер, но наши личные предпочтения не имеют сейчас никакого значения, – улыбка исчезла, и рот мистера Падда сложился в гримасу преувеличенной скорби. – Искренне говоря, я предпочел бы вообще здесь не появляться. Это неприятная обязанность, но, боюсь, это вы своими непродуманными действиями вынудили меня появиться здесь.
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– Я говорю о том, что вы домогаетесь господина Парагона, дискредитируете работу солидной организации, которую он представляет, пытаетесь связать с ней гибель некой молодой особы. Братство – религиозная структура, ее права определены нашей Конституцией. Вы имеете представление о Конституции, мистер Паркер? Вы ведь слышали о первой поправке к Конституции, ведь так?
Во время всей речи тон голоса Падда оставался спокойно-увещевательным. Он разговаривал со мной, словно родитель с трудным ребенком. Мысленно я отметил, что к определениям Падда, помимо «вызывающий страх», «подобный премыкающемуся или паукообразному» следует добавить «покровительственный».
– Несомненно, а так же о второй поправке [4] . Видимо, вы тоже о ней слышали.
Я вытащил руку из-под газеты и наставил на него оружие. Мне было приятно, что моя рука не дрожала.
– Вот это весьма неприятно, господин Паркер, – заметил он обиженным тоном.
– Согласен, мистер Падд. Мне не нравится, когда ко мне домой приходят вооруженные люди или следят за мной, когда я занимаюсь своими делами. Это некультурно, я от этого нервничаю.
Падд сглотнул слюну, вытащил руки из пиджака и развел их в стороны:
4
Первая поправка к Конституции США провозглашает основные гражданские права и свободы, в т.ч. свободу вероисповедания; вторая требует не ущемлять право граждан на хранение и ношение оружия.