Порожденная грехом 1
Шрифт:
Он обманом довел меня до эмоционального взрыва?
Я не могла ему поверить. С отвращением покачала головой.
— Мне все равно. Делай то, что должен. Мне все равно, что ты можешь позволить всем старушкам... — я хотела сказать что-нибудь грубое, чтобы соответствовать ему, но слова застряли у меня во рту. — ... делать с тобой, что угодно. — я неубедительно закончила, и мое лицо вспыхнуло.
Улыбка Мэддокса стала шире, став такой самодовольной, что захотелось задушить его золотой цепочкой
— Делать со мной, что угодно? — эхом отозвался он, с зубастой и самодовольной улыбкой. — Отсосать мне член, вот что они сделали бы. Не можешь произнести эти слова, Белоснежка?
— В отличие от девушек, которых ты выбираешь для выполнения твоих приказов, у меня есть некоторый стиль.
— Ох, у тебя есть стиль и много высокомерия, чтобы соответствовать ему. Разве ты не чувствуешь себя лицемеркой, травя этих девушек, когда твоя киска все еще влажна от моего волшебного языка?
Он прав, но я не могла этого признать.
— Они сами выбрали такой образ жизни. Меня похитили. Ничто не является моим выбором.
— Оседлать мой рот своей киской, как чертово гонщица родео, было твоим выбором, принцесса. Твои сливки на моем языке доказательство этого.
Так же часто, как его грубость заводила меня, так же часто она раздражала.
— Эксперты называют это Стокгольмским Синдромом, — пробормотала я, ненавидя свои щеки за то, что они еще больше разгорелись, потому что я чувствовала себя пойманной.
Даже если бы я говорила себе, что это было частью плана привлечь Мэддокса на мою сторону, чтобы он помог мне сбежать, я слишком наслаждалась нашими физическими встречами, чтобы винить в этом стратегию. Я чувствовала себя распутной, сексуальной и непослушной так, как Джованни никогда не позволял. Я почувствовала себя свободной от оков, которые тяготили меня больше, чем я думала.
— Бред, Белоснежка. Не оскорбляй мой интеллект и уж точно не свой собственный чертов характер. Ты бы никогда не позволила какому-то дерьмовому синдрому определять твои действия. Сомневаюсь, что кто-то или что-то может заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. — он сделал паузу. — И ты хочешь меня. В твоей чопорной светской жизни тебе бы никогда не позволили вести себя непристойно с кем-то вроде меня, но теперь у тебя появился шанс, и ты жадно воспользовалась им своими идеально ухоженными ногтями.
Он прав. Я хотела его. В кои-то веки я почувствовала себя свободной от правил Фамильи. Это была зона беззакония. Что бы ни случилось, пока меня держали здесь, меня никогда не обвинят в этом.
Это трусость, нежелание рисковать жизнью, которой ты желаешь.
Его глаза прошлись по мне, заставляя вновь почувствовать жар.
— Тебе даже не нужно этого говорить. Я знаю, что ты ничего так не хочешь, как стать еще более похабной со мной, по-настоящему раскрыть сексуальную вампиршу, которую ты прячешь за этой Белоснежной внешностью. — его ухмылка стала еще грязнее. — Разве тебе не любопытно?
— О твоих гениталиях? — сказала я саркастически.
Мэддокс глубоко рассмеялся, что мне это начало слишком сильно нравиться.
— Не совсем те слова, которые я бы выбрал, но да.
— Нет, спасибо. Любопытство погубило кошку.
Его улыбка стала шире. Боже, улыбка никогда не заставляла меня чувствовать себя так, словно мои внутренности охвачены огнем.
Он сунул руку в боксеры и высвободил свою длину. Я не могла отвести взгляд, хотя и хотела. Но пирсинг на его кончике привлек мое внимание и не отпускал. Он несколько раз провел большим пальцем по блестящему куску металла, потирая головку.
Я подошла ближе.
— Ты действительно собираешься сделать это у меня на глазах. У тебя совсем нет стыда?
— Совсем нет стыда, Белоснежка. Но, если ты так беспокоишься о моем достоинстве, помоги мне.
Я отрицательно покачала головой.
— Ты невозможен, груб и абсолютно бесстыден.
— Виновен по всем пунктам обвинения. Но ты трусиха, лицемерка и лгунья.
Я прищурила глаза.
— Нет.
Но я была такой. Мэддокс обхватил меня за шею и потянул вниз, пока мне не пришлось опереться одним коленом на матрас.
— Да, — пробормотал он, прежде чем поцеловать меня.
Он продолжал двигать рукой по всей своей длине, и когда я наконец освободилась от его поцелуя, мой взгляд метнулся вниз, наблюдая, как его рука увлечена членом.
У меня потекли слюнки, увидев, как его пресс напрягается при каждом движении.
— Трусиха.
— Заткнись. Ты не можешь дразнить меня, чтобы я прикоснулась к тебе. Если я прикоснусь к тебе, то сделаю это, потому что хочу.
— Конечно, — сказал он.
Саркастическая нотка в его голосе едва была поймана, потому что я просто не могла обращать внимания ни на что, кроме ритмичного движения его руки вверх и вниз. На кончике его пальца собралась капелька молочно-белой жидкости.
— Ты невозможен, — вскипела я, сердито поцеловав его и, наконец, дотянулась до его длины.
Мои пальцы сомкнулись вокруг его твердого, но гладкого члена. Он выдохнул, прежде чем сказать:
— Наконец-то храбрая.
Я заставила его замолчать еще одним поцелуем и начала двигать рукой вверх и вниз, эффективно отталкивая его руку. Мой большой палец исследовал пирсинг на его кончике, взволнованная резким вдохом, за которым последовал низкий стон. Я провела кончиками пальцев ниже, к другому пирсингу у основания, как украшение для его яиц, и вновь была вознаграждена шипением.