Порт-Артур (Том 2)
Шрифт:
– Знаменитому артиллеристу и инженеру наше глубочайшее уважение! приветствовал Звонарева капитан.
– Вот уж никак не ожидал, что после сегодняшней бани кто-либо рискнет днем пожаловать к нам в гости. Садитесь к столу. Эй, денщик, стул!
Прапорщик пожал всем руки и занял указанное ему место. Его тотчас забросали вопросами о причинах появления на форту, о штабных новостях, после их артурских слухах, - одним словом, говорили о чем угодно, кроме бомбардировки и сопряженной с ней смертельной опасностью. Прапорщик
– Я чуть ли не час пережидал окончания обстрела вашего укрепления, признался он.
– И правильно сделали. Зачем зря рисковать? Я всех, кого можно, упрятал в казармы, оставив только часовых. Сам же засел здесь, так как отсюда легко добраться до любого места форта, - проговорил капитан.
– Что нового на Залитерной, как поживает Харитина?
– Она счастлива и довольна. Вышла замуж за нашего солдата.
– К солдатам, значит, ее все-таки потянуло. А бабочка она ничего, стоящая, - покрутил усы капитан.
После чаю с красным вином Шметилло повел Звонарева в капонир. Потерна полого спускалась в ров, но не проходила под ним, а рассекала его на две части. В этом месте она несколько расширялась, в стенах имелись бойницы для мелких орудий, из которых можно было обстреливать передний ров продольным огнем. Потерна подходила как раз к середине капонира. Вправо и влево от нее шло по пяти казематов, установленными в них на тумбах капонирными пушками и снятыми с японских брандеров пятиствольными митральезами, что давало возможность прекрасно обстреливать боковые рвы.
– В левом углу капонира слышна работа японских минеров, - сказал Шметилло.
Звонарев стал прислушиваться и вскоре уловил довольно сильные удары киркой или мотыгой.
– Будете вести контрминную галерею?
– спросил прапорщик.
– Мокриевич с саперами собираются. Да, между нами говоря, он редкостная шляпа и размазня, к тому же и трусоват. Пока он раскачается, японцы заберутся в самый ров Оставайтесь у пас вместо него. Саперов я задержу, дам своих людей, и мы с вами покажем японцам кузькину мать.
Звонарев не ожидал такого оборота дела и заколебался.
– Я командирован на время, меня ждет с докладом Рашевский.
– Черт с ним, с Рашевскнм. Мокриевич все ему расскажет и от себя еще наврет с три короба. По рукам, значит?
– хлопнул Шметилло Звонарева по плечу.
Через полчаса солдаты по указаниям прапорщика уже долбили стенку кирками и мотыгами. Хозяйственный Шметилло откуда-то достал переносный горн и молот для оправки затупившихся кирок и мотыг, доски для рам, мешки. Работа закипела.
Незаметно подошла ночь, опять возобновился обстрел укрепления, снаряды с воем рвались то во рву, то на крыше капонира. Во избежание ранений осколками бойницы заложили мешками.
Кряхтя, Шметилло поднялся из-за стола.
– Пойдем, Сергей
– Надо фендрика-то отпустить, он сейчас караулит около штурмовых пушек, там же, верно, и Есаулов. Хлопец хоть куда, разбитной и бравый, то и дело приходится его за хвост в каземат тащить, чтобы зря собой не рисковал.
Небо было покрыто легкими облаками, сквозь которые просвечивали звезды.
Дул довольно резкий, холодный ветер. На фронте было тихо, только из ближних японских окопов временами доносился заливистый лай маленьких сторожевых собачек, которые постоянно жили в траншеях. Лучи японских прожекторов медленно скользили вдоль фронта. Из темноты неожиданно выступали то брустверы окопов, то группы изуродованных снарядами деревьев, то полоса проволочных заграждений.
Японцы методично обследовали всю линию русских. Дойдя до укрепления, луч остановился, как бы вглядываясь в происходящее на нем. Шметилло приказал стрелкам не попадать под лучи прожектора, чтобы японцы не заметили движения и не начали обстрел. Несмотря па то, что до прожектора не было и версты, свет его был слаб.
У переднего бруствера зашевелилась прислуга около противоштурмового орудия.
– Михаил Филиппович, что вы собираетесь делать?
– окликнул Шметилло.
– Пальнуть раз-другой по прожектору, чтобы он так не нахальничал, отозвался из темноты Есаулов.
– Воздержитесь пока!
– остановил его капитан.
– Сейчас уносят раненых, подвезли горячую пищу и воду, в горже полно людей. Теперь не время дразнить японцев.
Поручик что-то сердито заворчал, но все же артиллеристы отошли от орудий.
Сзади, со стороны Скалистого хребта, вспыхнул резкий луч русского прожектора.
– За исключением прожекторов - все у японцев лучше: и бинокли, и одежда, и шанцевый инструмент, разве мы не могли бы иметь такого же инструмента?
– с досадой проговорил Шметилло.
– Единственно, в чем мы не уступаем, если не превосходим их - это в храбрости. В мирное время мы занимались только шагистикой да парадами. Смешно сказать, а я уже во время войны обучил грамоте десяток-другой солдат.
– И охотно они учатся?
– Загляните в свободную минуту в казарму. Обязательно найдете несколько человек за чтением или письмом. Идут на позицию и вместо лишней смены портянок суют в мешок букварь. А наши дурачки генералы все еще твердят, что от грамоты только вред в армии.
– Сами в грамоте не сильны. Возьмите приказы Стесселя - у него безграмотность возведена в стиль. Что ни приказ-то литературный перл, заметил Звонарев - Если у нас не будет большого численного превосходства над японцами, то набьют макаки "кое-какам" по первое число!
– вздохнул капитан и пошел на другую сторону форта.