Порт-Артур (Том 2)
Шрифт:
Оживление да лицах Вари - и Звонарева потускнело.
– Как заживают ваши раны, Николай Васильевич?
– вздохнув, спросила девушка.
– Раны-пустяки, цинга сводит в могилу. Все зубы шатаются. Никто из нас, артиллеристов и стрелков, из Артура не уйдет.
– ...Мы обречены на гибель, как обречен Артур. Крепость рано или поздно будет взята, и едва лиг кто-либо из нас переживет ее падение, - мрачно говорил капитан.
Вскоре в столовой к обеду собралось все население офицерского флигеля. Из казарм пришли Катя Белая в Шура Назаренко с доктором Зориным. Появился фатоватый
За едой говорили мало, стараясь избегать артурских тем.
С тех пор как Старый город подвергся усиленной бомбардировке, оттуда стали переправлять наиболее ценные вещи на батареи приморского фронта. Таким образом на Утес попали большой концертный рояль и пианино. Из всех обитателей Утеса только Катя и Любимов умели играть на рояле. Теперь, по общей просьбе. Ката села к роялю и: начала тихонько наигрывать различные мотивы, которые успокаивали Жуковского. Шура Назареако стала вполголоса ей подтягивать.
– Спойте, Шура, мою любимую, - попросил Жуковский.
Девушка запела. Капитан - грустно вторил;
Догорай, моя лучина, Догорю с тобой и я.
– Эх, нет Бориса Дмитриевича, - вздохнул капитан.
– У того всякое дело в руках спорится, а запоет - заслушаешься. Жаль только - пьет сильно. Слыхал я, что он всерьез жениться собирается?
– Это уж спрашивайте у Вари. Она в курсе всех дел батарей литеры Б и Залитерной, а равно и Пушкинской школы, - заметила Катя.
– Оля Селенвна, верно, выйдет за него замуж. Она ему явно симпатизирует.
– Дай бог! Бросит пить, человеком станет, - проговорил Жуковский.
На следующий день, уже довольно поздно, Звонарева разбудил громкий стук в дверь.
– Вставайте поскорее, соня вы этакий! Через четверть часа мы с вами пойдем в Артиллерийский городок, - кричала Варя.
– Я никуда не собираюсь уходить с Утеса.
– Зато я ухожу, значит, вы должны меня проводить.
Как ни отнекивался Звонарев, но через полчаса все же шагал рядом с Варей по береговой дороге. День был безветренный, солнечный. Из-за Золотой горы почти беспрерывно слышались раскаты орудийной стрельбы и разрывы тяжелых снарядов. Но со стороны моря все было тихо. В этот район японские снаряды не долетали, поэтому на опустевших батареях появлялись новые, наспех построенные небольшие домики и землянки. Возле них копошились люди, висело белье, с лаем бегали собаки. Звонарев и Варя с удивлением оглядывались вокруг.
– Пожалуй, сюда скоро переедет половина Старого города и здесь откроются лавки и магазины, - заметила Варя.
– Вы можете только радоваться этому - совсем рядом с Артиллерийским городком.
– Мама и так все время ворчит, что я много трачу денег, а они у меня идут только на раненых. На себя же я ничего не расходую.
– Я ваш неоплатный должник. Варя. Сейчас в Управлении получу жалованье за два последних месяца, что-то рублей семьсот со всякими накидками и прибавками, и передам их вам.
– У меня еще остались ваши деньги. Поэтому
– Слушайте, Варя, давайте поговорим серьезно...
– Я и так не шучу, - насторожилась Варя.
– Выходите-ка за меня замуж, - одним духом выпалил Звонарев.
– Вы с ума сошли! Да разве так делают предложение порядочной девушке! Вы должны стать передо мной на одно колено и оказать: "Я вас безумно люблю, сделайте меня счастливым на всю жизнь, будьте моей женой, - наставительным тоном проговорила Варя.
– Тогда я еще подумаю, что мне вам ответить.
Звонарев захохотал так, что девушка сначала удивленно посмотрела на него, а затем, обидевшись, набросилась на него:
– Замолчите сейчас же, противный, или я никогда с вами не буду говорить!
– Ох, уморили вы меня, Варя! Сегодня же всем расскажу, как вам надо делать предложение.
– Попробуйте только! Я сразу же объявлю вас врунишкой.
Несколько шагов прошли молча.
– Вы это серьезно?
– недоверчиво посмотрела на Звонарева Варя. Повторите все при маме, тогда поверю.
Мария Фоминична встретила дочь попреками:
– На минуту заглянуть домой у тебя нет времени, а с кавалерами проводишь целые дни.
– Он, мамочка, не кавалер, а хочет стать моим женихом.
– Вы, Сергей Владимирович, не смейтесь над нашей дурочкой. Она ведь все за правду принимает.
– Я самым серьезным образом...
– Ох, что-то вы меня надуваете, гадкий! Говорит - с серьезными намерениями, а сам смеется, - опять с сомнением посмотрела на прапорщика девушка. При этом она имела такой недоверчивый комичный вид, что Звонарев громко расхохотался.
– Не верь, мама, этому врунишке. Он только смеется надо мной.
Девушка выбежала из комнаты.
– Беда с ней!
– вздохнула Мария Фоминична.
– Как трава растет, совсем от рук отбилась; что в голову вступит - то вынь да положь. Не время сейчас о женихах думать, да и молода она еще. Вы не обижайтесь, Сергей Владимирович, что я так прямо высказываю свое мнение.
Звонарев смущенно молчал, почтительно слушая.
Сильный взрыв поблизости отвлек их внимание. Начался очередной обстрел Старого города. В порту загорелись цистерны с маслом, и огромные клубы черного дыма заволокли весь Старый город. Японцы еще усилили бомбардировку.
На фоне пожара то и дело появлялись взблески разрывов и белые дымки шрапнели. К месту пожара торопливо направилась команда моряков, поскакала городская пожарная команда в блестящих медных касках.
– Нечего тебе сегодня в госпиталь идти, Варя, - решила Мария Фоминична.
Звонарев отправился в Управление артиллерии за деньгами. Там было почти пусто: два-три писаря, телефонист, легкораненый, с рукою на перевязи, адъютант, поручик запаса Азаров и несколько чиновников. Старший казначей Иван Кирович, участник севастопольской обороны, кряхтя и кашляя, возился около денежного ящика. Поздоровавшись с Азаровым, Звонарев справился, как это он умудрился быть раненым, сидя в Управлении артиллерии.