Порт-Артур. Том 2
Шрифт:
– Значит, прошел прекрасную школу. Эх, все собираюсь проведать Сергея Владимировича в больнице, да времени не хватает! Евгений Николаевич, напомните мне об этом завтра.
Затем Кондратенко отпустил награжденных и отправился с Рашевским в контрэскарпную галерею, где японцы пустили какой-то ядовитый газ. Вся передняя часть галереи уже была занята японцами, и только бруствер из мешков отделял их от русских. При свете ручного фонаря Кондратенко подошел к брустверу и стал нюхать воздух. Несколько солдат перестреливались с японцами. Выстрелы гулко раздавались под низким сводчатым потолком. Пули
– Пахнет чесноком, возможно, это мышьяковистые пары, – проговорил генерал.
Услышав знакомый голос, стрелки прекратили стрельбу и вытянулись.
– Здорово, молодцы! Спа-сибо за геройскую службу!
Стрелки ответили четко и дружно. Японцы тотчас же открыли частую стрельбу.
– Спрячьтесь, Роман Исидорович, а то, не ровен час, вас заденет, – упрашивал Фролов.
– Почему это должен прятаться я, а не вы?
– Нас много, а вы один!
Кондратенко усмехнулся, похлопал офицера по плечу и направился в обратный путь.
Вернувшись в офицерский блиндаж, они застали в нем до пятнадцати человек. Было так тесно, что многие сидели на кроватях, кое-кто стоял, Вдруг раздался свист приближающегося снаряда, а затем грохот где-то сзади, за фортом. Фролов вышел из каземата узнать, что случилось. Не успел он вернуться, как новый снаряд упал на этот раз впереди форта.
– В вилку взяли, – заметил кто-то.
– Вы бы, Роман Исидорович, ушли отсюда, от греха, – забеспокоился Рашевский.
– Двум смертям не бывать, а одной не миновать, – сказал Кондратенко.
Вернувшись. Фролов доложил, что разбит сторожевой Пост и, по-видимому, японцы догадались о пребывании на форту хряского начальства.
– Вашбродь, японец что-то совсем затих под землей, не хочет ли взорвать мину? – доложил Рашевскому Блохин, появляясь в каземате.
– Пойдем, что ли, посмотрим, что там происходит? – обратился Кондратенко к Рашевскому, поднимаясь с места, но тотчас же сел опять.
– Устал очень, лучше загляну в следующий раз, – добавил он слабым голосом. В голове Кондратенко проносились образы его жены и детей. Вспоминалась младшая дочка, четырехлетняя Маня, – как она просила привезти ей с войны «маленького живого япончика». Он ей, по-видимому, представлялся чем-то вроде плюшевого мишки. На лице Романа Исидоровича при этом воспоминании появилась мягкая улыбка, и он закрыл глаза.
Оберегая его отдых, все в блиндаже хранили молчание.
Послышался вой приближающегося снаряда, он нарастал с каждой секундой. Все притаили дыхание, вслушиваясь в этот режущий звук.
Прошла секунда, другая, третья… Страшный удар взрыва, яркий, ослепительный блеск, общий не то стон, не то крик ужаса… Свет потух, все смешалось, пыль, дым, грохот обваливающегося бетона, стихающие стоны… Помещение наполнилось удушливым бурым газом, синеватое пламя пробежало по обломкам и трупам… Шуршал падающий сверху песок.
Услышав грохот взрыва, стрелки прибежали к месту происшествия. Первым, кого увидели, был окровавленный комендант форта поручик Фролов.
– Все убиты, – хрипло проговорил он, когда к нему подбежал единственный уцелевший офицер, поручик Куров. – Примите командование…
Приказав стрелкам быть готовыми к отражению штурма, Куров вошел в разрушенный
– Как же мы теперь будем воевать? – уныло проговорил подошедший Блохин. – Нет теперь нашего генерала…
– Пропал Роман Исидорович! Значит, и нам придется пропадать, – проговорил один из унтер-офицеров.
– Кондратенко убит! – вошел в комнату жены взволнованный Стессель.
– Упокой, господи, душу новопреставленного раба твоего Романа, – набожно перекрестилась Вера Алексеевна. – Царство ему небесное.
– Что же мы теперь будем делать? Кто его заменит? – растерянно спрашивал генерал.
– Кроме Фока, я никого не знаю. Надо его немедленно поставить во главе сухопутной обороны и подумать о конце осады. Довольно повоевали, пора и мириться.
Участь Артура была решена, как только перестало биться сердце Романа Исидоровича Кондратенко.
Серое, холодное утро четвертого декабря. На фронте тихо. Скорбный Артур притаился. Крепостные батареи молчат, не слышно даже ружейной перестрелки. В церкви десятого полка идет траурное богослужение. Посредине возвышаются девять простых деревянных гробов. Их окружает толпа офицеров, чиновников. Тут же несколько женских фигур в сестринских костюмах. У большинства измученный, болезненный вид.
Впереди – у самого изголовья Кондратенко-Стессель и его жена. Генерал-адъютант в полной парадной форме с траурным крепом на рукаве. Вера Алексеевна вся в черном. Рядом – Белый с женой. С ними Варя. Старик Надеин, кряхтя, бьет земные поклоны. Неподалеку, закутанный теплыми шарфами, изможденный Костенко. Фок демонстративно отсутствует. Сзади пестрая толпа сухопутных офицеров. Поодаль в сторонке группа адмиралов – Григорович, Вирен, Лощинский – в окружении моряков.
Сквозь толпу осторожно пробирается гибкая фигура господина с огромным венком в руках. На черной бархатной ленте ярко бросаются в глаза вышитые золотом слова: «Доблестному защитнику Артура, душе героической обороны генералу Р. Н. Кондратенко от фирмы «Тифонтай». Шубин в новом фраке и туго накрахмаленной манишке. Он торжественно возлагает венок на гроб генерала, кладет земной поклон, почтительно приветствует супругов Стессель и отходит к двери. Приносят еще Несколько маленьких венков от различных, частей.
Медленно проходит отпевание. Варя все сильнее томится и, чтобы занять свое внимание, начинает разглядывать покойников. Вот Кондратенко, на лице которого застыла тревожная дума. Рядом Науменко с перекошенным от боли и ужаса лицом. Затем Рашевский с гримасой удивления на лице. За ним Зедгенидзе – лежит совсем как живой, ни одной царапины, ни малейшего ожога на лице.
Дальше не хочется смотреть на обугленные, обезображенные трупы.
«Зачем их держат в открытых гробах?» – Варя отворачивается.