Порт-Артур. Том 2
Шрифт:
– За вас, вашбродь, бога молить будем на третьем укреплении, – в тон поручику ответил Лепехин.
– Место там опасное, смотрите не осрамите наш
Утес. Если узнаю, что вы сдрейфили, головы поотрываю! – предупредил Борейко.
Вечером артиллеристы добрались до укрепления и явились к его коменданту Спредову.
Лепехин разместил своих людей в казарме, а затем пошел знакомиться с артиллерийским вооружением. Оно состояло из двух поршневых пушек, старой китайской гладкоствольной картечницы и нескольких мелкокалиберных морских орудий.
Японцы уже овладели передним
– Без приказа не пали, стреляй с толком, чтобы снаряды зря не пропадали, – наставлял он артиллеристов.
Как и на третьем форту, японцы здесь применили минометы, обстреливая всю внутренность форта. Это заставило отвести всех людей, кроме часовых, в потерну и разместить их около входа на внутренний дворик. Капитан Спредов поместился тут же, а зауряд-прапоршиков из фельдфебелей направил охранять горжевой ров.
Весь день прошел в напряженном ожидании взрыва переднего бруствера, но японцы не торопились. К вечеру обстрел укрепления совершенно прекратился. Противники обменивались лишь редкими ружейными выстрелами и лениво перебрасывались бомбочками.
Уже в темноте, на переднем бруствере показался японец и громко закричал по-русски:
– Эй, оборванцы, сдавайтесь! Вам давно надоело есть конину, а нам мерзнуть в окопах. Пора кончать войну. Ваши генералы продали нам крепость со всеми солдатами.
– Ах ты, черт проклятый, – схватились стрелки за винтовки, но японец поспешно скрылся.
Затем в русские окопы полетели камни с привязанными к ним прокламациями. Японцы уговаривали сдаться.
– Пока сила у нас есть, надо укрепление отстаивать до последнего, – заявил Лепехин.
Ночь прошла спокойно. Японцы усиленно работали в минных галереях.
Утром стук прекратился. Спредов приказал всех людей отвести в тыловую часть укреплений, оставив впереди лишь одного или двух часовых. Артиллеристы изготовились у своих орудий, зарядив их картечью. Лепехин деловито говорил артиллеристам:
– Помни, что Ведмедь сказал: «Не посрами Утеса, бей японца прямо в самое рыло!»
Около девяти часов утра, при полном спокойствии на фронте, раздались один за другим два сильных взрыва. Передний бруствер по обеим сторонам потерны сильно осел и обнажил ее бетонные стены. Японцы немедленно открыли по укреплению сосредоточенный огонь из одиннадцатидюймовых мортир. Весь гарнизон поспешил укрыться в казарме и потерне. Лепехин отвел своих артиллеристов в тыловой ров. Вскоре один из снарядов попал в переднюю часть потерны, пробил бетонное перекрытие и разорвался внутри помещения. Одновременно взорвались сложенные тут же бомбочки. Силой взрыва вся передняя часть потерны обвалилась. Погиб командир укрепления и большая часть гарнизона. Выход на внутренний дворик оказался заваленным.
Тотчас же японцы кинулись на штурм. Не встречая сопротивления, они захватили весь внутренний дворик и по боковым рвам прошли в тыл укрепления. Остатки гарнизона оказались окруженными в казарме. Лепехин первый понял, в какое положение попал гарнизон. Вынув Библию, он набожно
– Пришел, братцы, наш смертный час, – обернулся он к утесовцам.
Его бородачи по очереди приложились к Библии и разобрали винтовки.
– Приказывай, старшой, что делать.
Лепехин расставил солдат у окон казармы, а сам поместился у входа. Тут наскоро соорудили из мешков бруствер и установили пулемет. Всего уцелело в казарме и потерне около ста человек, но большую часть их составляли раненые, контуженные и оглушенные. Вполне боеспособных осталось не больше сорока человек.
– Сдавайся, рус! – кричали японцы, но в ответ гремели выстрелы.
Японцы подтащили полевые пушки и начали в упор расстреливать тыловые казармы. Но бетон выдержал эту бомбардировку. Солдаты притаились в простенках и в промежутки между орудийными выстрелами бросали в противника бомбочки. Лепехин из ворот умудрялся выпускать по японцам очереди из пулемета. Небольшого роста, коренастый, с редкой бородкой, он как-то сразу вырос, голос его приобрел суровые, повелительные нотки, серые глаза смотрели остро и твердо. Все его приказания выполнялись немедленно. Даже матросы, иронизировавшие вначале над пристрастием фейерверкера к Библии, теперь слушались его во всем.
Зимний день склонялся к вечеру, но гарнизон продолжал оказывать сопротивление. К укреплению прибыл сам начальник штаба осадной армии генерал Идзити. Он приказал послать парламентера для переговоров о сдаче. Японский майор с белым флагом появился перед воротами и потребовал к себе старшего офицера.
– Внимательно следи за японцем, чтобы он не сделал какого-нибудь подвоха. Чуть что – бей без предупреждения, – распорядился Лепехин, выходя к парламентеру.
– Я хочу видеть офицера-коменданта, – проговорил японец.
– Я и есть комендант, а офицеров у нас нет, – ответил с достоинством фейерверкер.
– Если вы сейчас добровольно сдадитесь, мы гарантируем вам жизнь, – проговорил японец.
– Долгонько придется вам ждать этого, ваше японское благородие, – ответил Лепехин и ушел.
Подтянув еще несколько рот к укреплению, японцы с криками кинулись на штурм. Немногочисленный гарнизон быстро таял. У амбразур стрелки менялись один за другим. Легкораненые подавали патроны и бомбочки. Лепехин, уже дважды раненный, продолжал стрелять из пулемета, пока последний не разбило взрывом бомбочки. Казарма наполнилась едким дымом. Число раненых увеличивалось с каждой минутой. Они собирались в уцелевшей части потерны. Здесь же были сложены и запасы бомбочек.
Наконец японцам удалось ворваться внутрь. Началась штыковая схватка в густых сумерках уже наступающего вечера. Раненный в третий раз, Лепехин с трудом добрался до потерны. Японцы заполнили казарму и ринулись в потерну. Фейерверкер в последний раз окинул взглядом уцелевших защитников гарнизона и с силой ударил ногой по одной из лежащих на земле бомбочек. Огромное пламя на мгновение осветило десяток-другой израненных русских матросов и солдат, а также японцев со штыками наперевес. Затем все исчезло среди облаков дыма. Под обломками укреплений погибли остатки гарнизона вместе со штурмующими колоннами.