Портрет Дориана Грея
Шрифт:
— А вы любите говорить рискованные вещи, Гарри. И в данном случае вы глубоко ошибаетесь. Герцогиня мне очень нравится, но я не влюблен в нее.
— А она в вас очень влюблена, но нравитесь вы ей меньше. Так что вы составите прекрасную пару.
— Вы сплетничаете, Гарри! И сплетничаете без всяких оснований.
— Основание для всякой сплетни — вера в безнравственность, — изрек лорд Генри, закуривая папиросу.
— Гарри, Гарри, вы ради красного словца готовы кого угодно принести в жертву!
— Люди
— Ах, если бы я мог кого-нибудь полюбить! — воскликнул Дориан с ноткой пафоса в голосе. — Но я, кажется, утратил эту способность и разучился желать. Я всегда был слишком занят собой — и вот стал уже в тягость самому себе. Мне хочется бежать от всего, уйти, забыть!.. Глупо было ехать сюда. Я, пожалуй, телеграфирую Харви, чтобы яхта была наготове. На яхте чувствуешь себя в безопасности.
— В безопасности от чего, Дориан? С вами случилась какая-нибудь беда? Почему же вы молчите? Вы знаете, что я всегда готов помочь вам.
— Я не могу вам ничего рассказать, Гарри, — ответил Дориан уныло. — И, наверное, все — просто моя фантазия. Это несчастье меня расстроило, я предчувствую, что и со мной случится что-нибудь в таком роде.
— Какой вздор!
— Надеюсь, вы правы, но ничего не могу с собой поделать. Ага, вот и герцогиня! Настоящая Артемида в английском костюме. Как видите, мы вернулись, герцогиня.
— Я уже все знаю, мистер Грей, — сказала герцогиня. — Бедный Джеффри ужасно огорчен. И, говорят, вы просили его не стрелять в зайца. Какое странное совпадение!
— Да, очень странное. Не знаю даже, что меня побудило сказать это. Простая прихоть, вероятно. Заяц был так мил… Однако очень жаль, что они вам рассказали про это. Ужасная история…
— Досадная история, — поправил его лорд Генри. — И психологически ничуть не любопытная. Вот если бы Джеффри убил его нарочно, — как это было бы интересно! Хотел бы я познакомиться с настоящим убийцей!
— Гарри, вы невозможный человек! — воскликнула герцогиня. — Не правда ли, мистер Грей?.. Ох, Гарри, мистеру Грею, кажется, опять дурно! Он сейчас упадет!
Дориан с трудом овладел собой и улыбнулся.
— Это пустяки, не беспокойтесь, герцогиня. Нервы у меня сильно расстроены, вот и все. Пожалуй, я слишком много ходил сегодня… Что такое Гарри опять изрек? Что-нибудь очень циничное? Вы мне потом расскажете. А сейчас вы меня извините — мне, пожалуй, лучше пойти прилечь.
Они дошли до широкой лестницы, которая вела из оранжереи на террасу. Когда стеклянная дверь закрылась за Дорианом, лорд Генри повернулся к герцогине и посмотрел на нее в упор своими томными глазами.
— Вы сильно в него влюблены? — спросил он. Герцогиня некоторое время молчала, глядя на расстилавшуюся перед ними картину.
— Хотела бы я сама это знать, — сказала она наконец. Лорд Генри покачал головой.
— Знание пагубно для любви. Только неизвестность пленяет нас. В тумане все кажется необыкновенным.
— Но в тумане можно сбиться с пути.
— Ах, милая Глэдис, все пути ведут к одному.
— К чему же?
— К разочарованию.
— С него я начала свой жизненный путь, — со вздохом отозвалась герцогиня.
— Оно пришло к вам в герцогской короне.
— Мне надоели земляничные листья.
— Но вы их носите с подобающим достоинством.
— Только на людях.
— Смотрите, вам трудно будет обойтись без них!
— А они останутся при мне, все до единого.
— Но у Монмаута есть уши.
— Старость туга на ухо.
— Неужели он никогда не ревнует?
— Нет. Хоть бы раз приревновал!
Лорд Генри осмотрелся вокруг, словно ища чего-то.
— Чего вы ищете? — спросила герцогиня.
— Шишечку от вашей рапиры, — отвечал он. — Вы ее обронили.
Герцогиня расхохоталась.
— Но маска еще на мне.
— Из-под нее ваши глаза кажутся еще красивее, — был ответ.
Герцогиня снова рассмеялась. Зубы ее блеснули меж губ, как белые зернышки в алой мякоти плода.
А наверху, в своей спальне, лежал на диване Дориан, и каждая жилка в нем дрожала от ужаса. Жизнь внезапно стала для него невыносимым бременем. Смерть злополучного загонщика, которого подстрелили в лесу, как дикого зверя, казалась Дориану прообразом его собственного конца. Услышав слова лорда Генри, сказанные с такой циничной шутливостью, он чуть не лишился чувств.
В пять часов он позвонил слуге и распорядился, чтобы его вещи были уложены и коляска подана к половине девятого, так как он уезжает вечерним поездом в Лондон. Он твердо решил ни одной ночи не ночевать больше в Селби, этом зловещем месте, где смерть бродит и при солнечном свете, а трава в лесу обрызгана кровью.
Он написал лорду Генри записку, в которой сообщал, что едет в Лондон к врачу, и просил развлекать гостей до его возвращения. Когда он запечатывал записку, в дверь постучали, и лакей доложил, что пришел старший егерь. Дориан нахмурился, закусил губу.
— Пусть войдет, — буркнул он после минутной нерешимости. Как только егерь вошел, Дориан достал из ящика чековую книжку и положил ее перед собой.
— Вы, наверное, пришли по поводу того несчастного случая, Торнтон? — спросил он, берясь уже за перо.
— Так точно, сэр, — ответил егерь.
— Что же, этот бедняга был женат? У него есть семья? — спросил Дориан небрежно, — Если да, я их не оставлю в нужде, пошлю им денег. Сколько вы находите нужным?
— Мы не знаем, кто этот человек, сэр. Поэтому я и осмелился вас побеспокоить…